Морской рыбный промысел

Зададимся вопросом, а опасен ли промысел для морских рыб, распространенных очень широко и растущих сравнительно быстро? Например, треска, пикша, сельдь встречаются на огромной площади и достигают промысловых размеров уже через 4—5 лет после вылупления из икры. Казалось бы, им никакой рыбный промысел не страшен.

Так и думали раньше многие ученые. Например, еще сравнительно недавно Ю. Ю. Марти, довольно известный специалист по норвежской сельди, в массовой брошюре уверял промысловиков, что запасы сельди в Норвежском море... неисчерпаемы!

В самом деле, численность сельди настолько колеблется под влиянием природных факторов, что воздействие промысла нелегко заметить.

Так, с 1956 по 1962 г. в Норвежском море общий запас и производительность лова половозрелой сельди постепенно падали. Но затем запас пополнился молодой сельдью богатых поколений (1959, 1960 и 1961 гг.), и к 1966 г. уловы превысили уровень всех предыдущих лет.

В одном из самых старых районов напряженного трескового промысла — на Большой Ньюфаундлендской банке — приплод трески в 1964 г. был настолько обильным, что спустя несколько лет и запасы, и общая добыча, и производительность лова сделались рекордными.

В Северном море природа выступает более могущественным регулятором численности донных рыб, чем промысел. Огромный траловый флот, непрерывно работающий в Северном море, не приостанавливает рост запасов трески, пикши, мерланга, сайды. На протяжении всего послевоенного периода рыбные урожаи там увеличивались.

Очень значительны масштабы рыбного промысла и в Балтийском море, расположенном среди густонаселенных стран, давно занимающихся рыболовством. Однако колебания численности балтийской трески происходят примерно с тем же размахом и с той же периодичностью, что и пятьдесят, и сто лет назад.

Да и в других морях численность трески и пикши колеблется главным образом под влиянием природных сил, а не промысла. Например, в Баренцевом море пикша занимает гораздо меньшую площадь (легко доступную для облова), чем треска, держится ближе к грунту (так как питается преимущественно донными животными), имеет более широкое тело, не так быстра и подвижна. Таким образом, траловый промысел гораздо опаснее для пикши, чем для трески. Однако наши исследователи не раз отмечали такие периоды, когда запас трески в Баренцевом море снижался, а запас пикши возрастал. Следовательно, и здесь хозяйкой положения остается природа (а точнее — колебания очередных «урожаев» трески и пикши).

И все-таки запасы сельдевых и тресковых рыб никак нельзя считать «неисчерпаемыми». Дальнейший рост промыслового флота и совершенствование орудий лова могут со временем привести к тому, что любое, даже самое мощное, пополнение запаса будет изыматься немедленно, в первый же год. Другими словами, рыбный промысел окажется в силах сразу же «срезать» все пики, все очередные подъемы численности.

Правда, подобная ситуация если и наступит, то нескоро. Но уже сейчас рыбный промысел значительно быстрее, чем раньше, изымает очередное пополнение запаса. Так, норвежская сельдь мощного поколения 1904 г. преобладала в уловах с 1908 по 1918 г., то есть 11 лет; сельдь богатого поколения 1950 г. — с 1954 по 1962 г., то есть только 9 лет.

Сельдь трех «урожайных» поколений 1959, 1960 и 1961 гг. существенно увеличила общий запас; дрифтерный промысел в Норвежском море достиг рекордной производительности к 1966 г. Однако колоссальное промысловое изъятие (не только дрифтерными сетями, но также разноглубинными тралами, кошельковыми неводами) быстро истощило запас сельди. Новых богатых поколений на смену не пришло, и к 1970 г. Норвежское море было буквально «обезрыблено».

Растущий вылов отражается не только на численности, но и на средних размерах и среднем возрасте сельди, трески и пикши, не давая им вырасти до предельного размера. Словом, промысел оказывает хотя и далеко не решающее, но достаточно заметное влияние на запасы сельдевых и тресковых рыб. Их пополнение остается численно все таким же, но вылавливается быстрее в более раннем возрасте. Хорошо это или плохо — нам еще предстоит обсудить.

Однако многие морские рыбы растут и созревают так быстро, что на их численность не может повлиять даже самый усиленный промысел. Выше уже было рассказано о фантастически бурном развитии морского рыболовства Перу. Сейчас эта маленькая южноамериканская республика добывает больше рыбы, чем перед первой мировой войной вылавливало все население земного шара. Однако никаких признаков истощения запасов анчоуса у берегов Перу не отмечено.

Каспийские рыбаки промышляют кильку давно, но после внедрения лова на свет ее уловы выросли в десятки раз. Сейчас килька составляет более двух третей общей добычи рыбы в Каспийском море. Но промысел даже такого размаха не может причинить ощутимого ущерба запасам кильки — слишком быстро они восстанавливаются. Ведь килька, появившаяся на свет весной текущего года, мечет икру уже на будущий год.

Норвежские рыбаки резко увеличили вылов мойвы, которая весной нерестится у побережья. В 1961—1970 гг. они добыли впятеро больше мойвы, чем в 1951—1960 гг. В 1969 г. буквально за несколько недель было выловлено полмиллиона тонн мойвы, причем дальнейший промысел прекратили только из-за перегрузки береговых рыбообрабатывающих предприятий. Но даже такой внушительный рост промыслового изъятия не отражается на колебаниях численности мойвы.

После нереста эта рыбка массами умирает. Экземпляры, не попавшие на борт промыслового судна, все равно, как правило, погибнут (особенно самцы). Таким образом, самый усиленный рыбный промысел не снижает уловов следующего года, точно так же как полное прекращение промысла не увеличило бы будущих подходов мойвы на нерест. Правда, лов мойвы на нерестилищах сокращает количество отложенной ею икры.

Но мы уже знаем, что численность большинства морских рыб определяется главным образом выживанием икринок и личинок, условия развития которых так значительно колеблются, что одно и то же количество отложенной икры может дать и очень бедное, и чрезвычайно обильное потомство. Мы знаем также, что мойва — рыба холодноводная.

Каждый раз, когда Арктика идет в наступление, в Баренцевом море появляются высокоурожайные поколения мойвы. За последнее десятилетие холодные годы участились, и численность мойвы возросла. В еще большей степени возможность промысла мойвы зависит от района ее весенних подходов: после холодных зим мойва массами подваливает к побережью Финмаркена, после теплых — к побережью Мурмана. Таким образом, в 1966 — 1969 гг. и численность, и распределение мойвы благоприятствовали успехам норвежских рыбаков.

В дальневосточных морях с каждым годом увеличивается добыча сайры — небольшой, но очень вкусной рыбки. Японцы ловят ее столько, сколько успевают обрабатывать; в 1962 г. например, за несколько месяцев было добыто около полумиллиона тонн. Однако вылов сразу же компенсируется подросшим пополнением. Численность и распространение сайры колеблются, но независимо от размаха промысла. Маленькую красивую рыбку ставриду усиленно ловят у берегов Западной Африки, в проливе Ламанш, у побережья Ирландии, но никаких признаков уменьшения запасов ставриды не наблюдается.

Сайра, килька, анчоус, мойва и другие «скороспелые» рыбы напоминают луговую траву, ежегодное выкашивание которой не снижает будущих покосов. А вот морского окуня, белокорого палтуса позволительно сравнить с высокоствольным лесом: много лет нужно ждать, чтобы на месте «вырубки» снова зашумели густые вершины.

Сравнение рыбных и лесных ресурсов хочется продолжить. Специалисты подсчитали, что на территории нашей страны прирост деловой древесины ежегодно превышает ее промышленное изъятие. Общий баланс как будто не должен вызывать тревоги.

Однако каждый знает печальные примеры полного уничтожения: леса в отдельных районах и областях, преимущественно индустриальных, густонаселенных; между тем бескрайние леса на северо-востоке страны стоят нетронутыми. Примерно также выглядит современное мировое рыболовство.

Рыбные богатства океана используются еще далеко не полностью; дальнейший рост уловов возможен и оправдан (да и происходит непрерывно). Но запасы отдельных видов рыб в чрезмерно облавливаемых районах явно снизились и обеспечивают все меньшие уловы. Как повысить рыбопродуктивность таких районов, мы уже знаем.

Например, сокращение ежегодного вылова и другие ограничительные меры помогли восстановить производительность лова тихоокеанского белокорого палтуса. Может быть, подобные меры следует применить и к остальным рыбам, даже к тем, численность которых сейчас регулируется гораздо больше природной, чем промыслом? Может быть, целесообразно на несколько лет полностью запретить вылов трески, пикши, сельди?