Моряна раздувающая волны

Уже несколько часов брели охотники по холодной, солоноватой воде залива. Один — высокий, широкоплечий шагал впереди и тянул за собой груженный снаряжением и провизией плоскодонный кулас. Другой, поменьше, шел сзади и подталкивал кулас, упираясь веслом в корму.

Шли они медленно, с трудом передвигая ноги по вязкому илистому дну. Светило солнце, но не было жарко. Ветер, подымая на море легкую зыбь, приятной прохладой обвевал лица, плескал водой в борт куласа.

Они часто останавливались и, защищаясь рукой от ярких лучей, пристально вглядывались вдаль. Вокруг, насколько видел глаз, была вода и вода. Блестя, искрясь на солнце гребешками бесконечных волн, она заливала сплошным покровом все видимое пространство, сливаясь у самого горизонта с голубовато-серым краем неба. Ни кустика, ни травинки не возвышалось над ней. Лишь вдали виднелась одинокая черная точка.

Это был затопленный рыбачий баркас. К нему-то и двигались охотники. Баркас этот лежал на дне, занесенный песком больше чем наполовину. Через его борта свободно перекатывались волны. Он весь уже почти сгнил, но нос и корма, возвышаясь над водой сухими площадками, еще неплохо сохранились.

Неподалеку от них под водой темнели илистые отмели — излюбленные места кормежки гусей и казарок. В тихую, безветренную погоду птицы на них собиралось так много, что издали казалось будто со дна всплывают острова. Но стоило разыграться хотя бы небольшому шторму, огромные стаи гусей взлетали вверх, а море, урча и пенясь, смыкалось над оставленным птицей месте седыми, кипучими волнами.

Охотники подошли к баркасу, когда солнце начало уже садиться. Тот, что был поменьше, Сергей, первым, забрался на гладкие, потемневшие от времени доски кормы и, не сдержав улыбки на румяном безусом лице, спросил:

— Небось километров десять махнули от берега? Иван покачал головой.

— И восьми не будет. Устал? Сергей смутился.

— Нет, что ты. Я так. Как завтра, постреляем?

— Должны, — согласился Иван, — моряна вроде раздувается. Косы по небу распустила. Вишь румянится? Сергей тоже взглянул на небо, но ничего не понял.

— А много можно будет взять, если, скажем, стрелять весь день? — снова спросил он, сощурив глаза в косые холодные щелки.

— Полон кулас, — усмехнулся Иван, потерев шершавой ладонью рыжеватую щетину щеки, — только к чему нам столько?

Сергей прищелкнул языком, и не сказав больше ни слова, взял из лодки мешок. Забравшись на баркас, он достал из него хлеб, вареную картошку, рыбу и фляжку с водой. Они закусили и, спрятав остатки, принялись разгружать кулас. В нем по очереди им предстояло спать ночью.

День между тем быстро угасал. Солнце село, и только краешек его раскаленного диска еще выглядывал со стороны берега. Розовые лучи теперь уже не падали на воду, а лишь скользили по ней, и вода от этого сразу потемнела, стала иссиня-черной, густой.

Охотники улеглись спать, когда было уже совсем темно.

Ночью пошел дождь, зашумел по воде густой капелью. Стало еще темнее.

Небо немного прояснилось только под утро. Дождь кончился, но ветер не стих и завыл еще злее.

Рассвет выдался бледный и сырой. Заря занималась за облаками, и солнца не было видно совсем. День начался сразу после коротких предутренних сумерек. Он потихоньку, словно крадучись, раздвинул мглу и замерцал тусклым светом.

Прозябшие охотники поднялись со своих мест и принялись приводить в порядок отсыревшие вещи. Над водой низко плыли серые клочки тумана. Грязно-желтая пена хлопьями вскипала на волнах. Море хмурилось, словно сердилось на то, что его всю ночь будоражил колючий ветер, больно хлестали холодные капли дождя и не дали ему хорошенько выспаться.

Вода заметно прибыла и теперь только на четверть не доставала до борта кормы баркаса.

Лебеди, гуси, казарки, сидевшие на отмелях всего в каких-нибудь трехстах метрах от охотников, стаями поднимались на крыло и с криком носились в воздухе. Они то и дело пролетали над баркасом, нисколько не пугаясь людей, и все кружились, кружились над водой в огромном, нескончаемом хороводе. Ветер трепал им перья, сбивал с полета, перемешивал стаи.

Иван выстрелил в большого серого гуся. Гусь камнем упал с высоты, тяжело ударившись о воду.

— Как? — довольный сам собой не удержался Иван. Сергей проворно спрыгнул с баркаса и, подхватив гуся за грудь, широко раскрыл заблестевшие от восторга глаза.

— Жирен-то! Одно сало!

— Сам ты сало! —презрительно выдавил Иван. — Тоже охотник!

Стрельба началась. Утки, гуси, встречаемые выстрелами, то и дело падали в воду. Их подхватывало волной, захлестывало, но они не тонули, а, распластав бессильные, неподвижные крылья, оставались держаться на поверхности, как бы наперекор бушующей стихии.

Время от времени Иван слезал в воду и подбирал добычу.

К полудню он сказал Сергею:

— Хватит, пожалуй.

— На себе унесем, пропасть не дадим, бей знай! — скороговоркой ответил Сергей и выстрелил в стадо казарок. Но поторопился и промазал. Птицы взмыли вверх. Сергей послал им вдогонку второй заряд, и тоже мимо. Тогда, зло выругавшись, он быстро перезарядил ружье и, не сдержав обиды, визгливо крикнул, скривив тонкие губы.

— Не суйся под руку! Видишь, что получается! Иван неодобрительно крякнул.

— Зря жадничаешь. И так немало набили. Куда тебе столько?

— Не пропускать же ее мимо, коли она сама летит, — смягчился Сергей, продолжая выцеливать птиц.

— Всех все равно не перебьешь, — недовольно буркнул Иван, но спорить не стал, и полез в воду снаряжать кулас.

Сергей остался на баркасе один. Маленький, скрюченный от холода, он словно прирос к ружью, боясь опустить его хоть на минуту. Стрелял он часто. Много мазал, досадливо ругался и морщился, по петушиному дергая при этом головой.

Глядя на него, Иван брезгливо сплюнул на воду. «До чего человека жадность доводит», — подумал он и вдруг, оттолкнув кулас, сердито резанул:

— А ну хватит! Кончай это дело!

— Что, что ты? — не понял его Сергей.

— Кончай, говорю, стрелять, — упрямо повторил Иван, — не к чему дичь переводить. Отвел душу и точка. На всю жизнь все равно не запасешься!

— Да что ты, Ваня, шли-то сколько? Неужели задарма? — запричитал Сергей. — Ведь я впервой на такую охоту попал. Утка нынче какая, один жир. Продать — с руками оторвут. Это ведь деньги все и не маленькие. Чего тебе ее жалко? Чай, не своя!

— Своя не своя, а хапать нечего, — обрезал Иван, — что ты прилип к ней, как нищий к котомке, словно с голодного края приехал. Посинел весь, а все жилишься: еще, еще! Бросай охоту! Или один уйду, оставайся, как знаешь! Смотри воды сколько нагнало!

Сергей нехотя взглянул под ноги. Лицо его приняло растерянный и озабоченный вид.

— Пф-ф-фь...— протяжно присвистнул он. — Это когда же? Пожалуй, действительно, пора кончать.

— Домой-то как дойдем? — едва сдерживая злость, спросил Иван.

— Не знаю...— совсем растерялся Сергей и, нагнувшись, сунул руку в набежавшую волну.

— А холодная! — воскликнул он. — По такой много не походишь. Да... Заохотились мы.

Снова пошел дождь косой, моросящий. Шум ветра сразу же стал глуше. Охотники, стоя каждый на своем месте, молча наблюдали, как вздымались вокруг них волны. Море посерело, подернулось седой пеленой.

Сергей первым нарушил молчание.

— Что же делать будем? Надо пожалуй, подождать, когда спадет вода, — предложил он. Иван решительно мотнул головой.

— Чего там ждать? Ждать нечего! Идти надо. И идти, пока не поздно. Если сейчас тронемся, к ночи на сухое выйдем. Там в стогах заночуем, согреемся...

— А если на ямы попадем? — со страхом спросил Сергей. — Ночью их не обойти, заблудимся.

— Ну, это бабушка надвое сказала, — не согласился Иван, — может заблудимся, а может и выйдем! А вот тут, тут действительно делать нечего. Хорошо, если вода к утру спадет, а если нет? Тогда что? Я этот зюд-ост знаю, от него хорошего не жди. Он таким штормом полыхнуть может, что твой баркас отсюда выкинет, как ракушку. Идти надо!

Сергей, ничего не ответив, медленно стал слезать с баркаса. Вода залилась ему в сапоги, забралась под куртку, вымочила до пояса. Передернувшись от холода, Сергей побрел к берегу.

Иван отвязал кулас и пошел за ним.

Теперь ветер подул им в спину. Волны одна за другой подхлестывали их сзади, подгонял дождь. Но идти несмотря на это было труднее, чем вчера. Вода сильно прибывала. Сергею приходилось нащупывать каждый шаг. Волны и так уже доставали ему до плеча, а тут еще то и дело на дне попадались неровности, вымоины. И он несколько раз чуть не окунулся в них с головой. Им приходилось обходить глубокие места, делая при этом большие петли. Это замедляло ход, сбивало с пути. Ориентироваться было не по чему, везде одна вода. Глазу не на чем было остановиться.

К вечеру они, по их расчетам, прошли, примерно половину пути.

Дождь по-прежнему лил не переставая. Густая завеса воды закрыла горизонт.

Прошли еще с полчаса. Вдруг Сергей вскрикнул и ухватился руками за кулас. Иван бросился к нему.

— Что?

— Су-до-ро-га, — процедил сквозь зубы Сергей, — ногу левую свело. Не разгибается. Иван с досадой вздохнул.

— Этого еще не хватало! Потри чем-нибудь скорей, отойдет, — посоветовал он.

Сергей непонимающе посмотрел на него.

— Чем же? Нога-то под водой. — Иван поспешно подошел к нему и взял его за руки.

— Ну, держись за меня. И три левую правой, да сильней три! Бей носком сапога, отойдет!

Сергей ударил себя по ноге. Лицо его исказилось в гримасе.

— Больно!

— Ничего, терпи! — успокоил Иван. — Сейчас пройдет. Бей еще.

Сергей попробовал идти, но ему это не удалось. Тогда Иван, недолго думая, подхватил его под руки и вытащил из воды. В таком положении им кое-как удалось растереть закоченевшие мышцы, и нога мало-помалу снова обрела подвижность. Они потихоньку тронулись дальше и шли без остановки еще не менее часа. Но берега все не было видно. Он как будто вообще исчез, словно растворился в мутной пелене дождя.

После обхода одной большой ямы Иван остановился. Он так озяб, что даже не мог разогнуться, и так и замер крючком, словно все еще продолжал тянуть тяжелый кулас. Лицо его посинело, но он нашел в себе силы и попытался улыбнуться. Улыбка получилась уродливая.

— Как, двигаем? — спросил он.

— Пропали мы, — зуб на зуб не попадая, ответил Сергей.

— Ничего. Теперь уже недалеко осталось. Еще с километр пройдем, и будет берег виден, там согреемся... Сергей всхлипнул:

— Не верю я, мы заблудились. Иван махнул рукой:

— Брось ныть!.. Где тут можно заблудиться? Мы где-то возле берега ходим. Из-за этого проклятого дождя не видно ни зги. Вот пройдем еще с километр, и все будет в порядке. Идем мы правильно. Я за ветром слежу, он все время в спину дует.

Сергей не поверил.

— А может он переменился? Иван покачал головой.

— Моряна не меняется,— уверенно ответил он и, перекинув веревку через плечо, снова устало дернул кулас. Они пошли дальше, но теперь шли уже оба рядом. Иван тянул лодку и поддерживал под руку Сергея. Они не говорили друг другу ни слова и только шли и шли, тяжело передвигая одеревеневшие ноги. Если случалось кому-нибудь вдруг оступиться и окунуться в воду, то и в этом случае, не произнося ни слова, они молча помогали один другому и опять шли дальше.

Дождь давно уже вымочил их до нитки, но они все еще зябко кутались в мокрые воротники при каждом новом порыве ветра и втягивали головы глубже в плечи, если дождь начинал вдруг хлестать сильнее.

Стало темнеть. Непроглядная, дождливая ночь угрожающе надвигалась из-за моря. Охотники прибавили шагу. Но силы были слишком неравны. День уходил, оставляя их позади. Синева опустилась откуда-то сверху, как саван, прикрыла кипящие волны и двух человечков, упрямо шагающих по бездорожью водного простора. Вода почернела, сделалась жуткой.

Сергей застонал:

— Ну, вот и все.

Иван посмотрел на него, но ничего не увидев, кроме черного силуэта, похлопал его по плечу.

— Что все?

— Заблудились мы, — подавив спазмы в горле, проговорил Сергей.

— Что-то на это похоже, — согласился Иван. — Теперь и я вижу, не туда загнули. А все твоя жадность! Вышли бы раньше, давно бы на берегу были! Ну что, нужны тебе твои утки! Вот шмякнуть? тебя по башке самой жирной крякушей, чтоб ты на всю жизнь запомнил, как лишку хватать!

— Зря пошли с баркаса, — хмыкнул Сергей, — стояли бы на месте, к утру вода бы сошла.

— Ну, как же! Сошла! — передразнил Иван. — А если бы тебя с баркаса снесло, тогда что? Давно уж утонул бы. Там глубоко, а тут смотри: воды-то по пояс.

— Но я идти не могу, у меня сил нет! — прохрипел Сергей.

— Врешь! — упрямо оборвал Иван. — Должны быть силы. Жить хочешь — найдешь силы!

Он подошел к куласу, сдернул с него брезент и стал выкидывать в воду убитых гусей и уток.

— Я вот постою чуток, отдохну и опять пойду, а ты... ты иди следом за мной. Да не отставай...

— Не могу! — с трудом выдохнул Сергей.

— Нет, пойдешь! Пойдешь, — еще больше обозлился Иван, толкая товарища. — Я тебя силой потащу! — и он точно клещами вцепился закоченевшими пальцами в куртку Сергея.

Сергей покачнулся и словно подкошенный с головой окунулся в воду.

Иван оторопел. Очутившись в ночи на секунду один, он сам вдруг ощутил такой ледянящий страх, что едва перевел дыхание. Подхватив Сергея, он высоко поднял его над водой. Сергей хрипло откашлялся, содрогаясь всем телом. Иван с напряжением вслушивался в этот кашель. Теперь он уже ничего не хотел от Сергея.

Пусть не может идти, пусть вообще не шевелится, пусть неподвижно лежит в лодке, лишь бы жил. Он потащит его за собой и будет таскать всю ночь, до утра, до тех пор, пока не найдет сухого берега. Оставаться в этой ночи одному Ивану показалось так страшно, что он как маленького прижал Сергея к себе, согревая его своим дыханием.

— Ну, ничего, ничего, — забормотал он, подтягивая ближе пустой кулас. — Полезай под брезент, коль идти не можешь. Снимай сапоги и растирайся. Согреешься, тогда скажешь. Да не думай ни о чем. Пока меня ноги носят — не пропадем! Эко дело — заблудились! Выберемся, не в болоте, чай, сидим. А она, на то брат, и охота, чтоб приключения были! Без приключений тут не обойдешься.

В лодке Сергей сразу же почувствовал себя лучше. «Сколь уток выкинули! — вспомнил он. — Кому они мешали?» Он достал из-за пазухи кусок мокрого, раскисшего хлеба с мясом, надкусил его, но подумал о чем-то и спрятал хлеб обратно.

Иван остановился. В памяти медленно одно за другим вставали события дня.

Когда уходили с баркаса, ветер прямо в спину подгонял, и, значит, на берег с боку налетел, а мы все старались идти по ветру. Вот и топаем вдоль берега. «Эх, голова, голова, — похлопал он себя по лбу, — и куда бежал? Ну, что бы встать, да поразмыслить хорошенько раньше? Сразу стало бы ясно, куда курс держать».

Он повернул левее и через час услышал вдалеке собачий лай. Потом во тьме взлетел кулик и, запищав, улетел прочь. Иван почувствовал как в груди у него что-то оборвалось, расстаяло и поднялось к горлу тугим, липким комом.

«Пришли, пришли», — застучало в ушах. Он глотнул соленой воды и, приподняв брезент, спросил:

— Жив, курилка? Сергей молчал.

— Ну, спи, грейся, — совсем по-доброму проговорил Иван, — берег-то вон там, — махнул он рукой в черноту ночи, — а мы с тобой знай бредем вдоль него. Эдак и к Волге выйти можно!

Услышав о береге, Сергей зашевелился.

— Где берег? — стуча зубами спросил он.

— Вон там, — снова показал в темноту Иван.

Сергей приподнялся на локтях, но ничего не увидел.

Часа через полтора они действительно достигли сухого места.

Дождь кончился, и моряна заметно стала утихать. Лодка наскочила на отмель и остановилась. Иван попробовал найти обход, но в темноте ничего нельзя было разобрать.

Бросив веревку, он сел на борт и только теперь почувствовал страшную, связывающую, словно тяжелыми путами, все его тело усталость. Ноги дрожали, плечо, натруженное веревкой, ныло, пальцы рук закоченели. Мучительно хотелось забраться в лодку и немедленно уснуть.

Но он знал, что для отдыха еще не пришло время, и разбудил Сергея.

Сергей поднялся, но сразу никак не мог сообразить, где он и что с ним. Иван повторил:

— Приехали!   Вылезай!

Голос его заглушил дружный лай собак. Потом раздался чей-то сердитый окрик, мелькнул огонь, и темный силуэт человека показался на берегу.

Иван устало поднял голову.

К нему подошел старик-чабан.

— Зачем такая погода в море ходил? — спросил он. Иван прищурил глаз:

— Так на охоту. А разве нельзя?

— Шайтан! — затряс головой старик. — Богу молиться надо. Аллаха благодарить надо, живой остался! Иван с усмешкой посмотрел на него.

— Ну это ты брось. Богу молиться еще рано. Не в таких переделках бывал. Еще постреляем, а теперь спать, спать, старик, — заплетающимся языком проговорил он и, шатаясь, пошел к кочевью, где через поднятый полог юрты виднелись языки живого, горячего пламени.