Индийская красавица Милони

В Ростовском зоопарке меня познакомили с Евдокией Кузьминичной Дисюк — молодой женщиной с добрыми глазами и приветливой улыбкой. Евдокия Кузьминична мне призналась, что без животных ей, пожалуй, и не прожить. Она постоянно должна видеть их и слышать.

И ей можно поверить. Она принадлежит к тем людям, которые не только любят животных и все живое на земле, а понимают их с полу звука, с полу жеста. И, если хотите, воспринимают, улавливают ни для кого другого незаметный, тончайший намек животного. Получается какое-то удивительное взаимопонимание. Наверное, и Владимир Дуров принадлежал к таким людям.

Вот почему Кузьминичну посылали в Ленинград с нелегким поручением — привезти индийскую слониху. Она родилась на Цейлоне, жила в Лондоне и на британском судне пришла в наш порт. Вот какая путешественница.

Довольно долгое время в Ростовском зоопарке не было слонов. Таких гигантов сразу приобрести не просто, да и деньги нужны порядочные. А раз не было слонов, то не было и слоновожатых. Так что директору пришлось решать нелегкую задачу: «Кто же поедет получать слониху?»

После долгих раздумий Николай Иванович пригласил к себе Кузьминичну и сказал: — А не послать ли нам тебя, Евдокия Кузьминична? Да и кому, как не тебе, и ехать, — не ожидая ответа, прибавил директор.

— А как с ней сладишь? — сказала Евдокия Кузьминична. — Она же ни одного слова по-русски не знает. — Ничего, английскому научилась — научится и по-нашему. Так что собирайся — и завтра в путь.

На следующий день Кузьминична получила документы, села в самолет и спустя несколько часов уже была в Ленинградском порту. Ее там ждали два проводника-англичанина и слониха Милони. Чистенькая и аккуратная индийская слониха показалась Кузьминичне настоящей красавицей.

Индийская красавица оказалась не очень крупной, хотя ей уже было десять лет. Цейлонские слоны заметно меньше слонов, обитающих вообще в Индии.

— Неужели вы будете принимать слониху? — удивленно спросили при помощи переводчика, англичане. — У нас женщины только с кроликами возятся.

Как бы то ни было, а слониху нужно передавать. Проводники вместе с Дисюк подошли к Милони.

А цейлонская слониха насторожилась и близко не подпустила слоновожатую. Она то и дело толкала ее хоботом. Но нужно было, во что бы то ни стало, не уступить. Дисюк и виду не подавала, что ее толкают. Она вытащила из кармана побольше сахару, конфет и стала угощать слониху. Красавица Милони съедала лакомства, но все равно норовила толкнуть Евдокию Кузьминичну.

Времени оставалось мало. Англичане вручили Евдокии Кузьминичне брезентовый мешок с инструментом — молотком, ручной пилой, топором, буравом, гвоздями — без которых невозможно обойтись в пути сопровождающему слониху, и стали грузить цейлонскую красавицу в вагон. Все шло хорошо.

Слониха, понимавшая английскую речь, безупречно слушалась слоновожатых и вскоре оказалась на месте. А как ее привязать? Кузьминична не растерялась. Провернула буравом две дыры в боковой стене, протянула цепь, один ее конец намотала на буфер вагона, а другой — на заднюю ногу слонихи.

В противоположном углу наскоро устроили перегородку, положили туда сено, свеклу, лопату, вилы и топор. Там же вожатая устроила себе постель. Попрощалась Дисюк с англичанами, прикрыла двери, чтобы не очень дуло, и вагон покатил в Ростов. Только тронулись в путь-дорогу, и слониха стала осматриваться. Кто же, мол, с ней едет?

Попробовала Дисюк напоить слониху — ведь слоны очень любят пить воду и выпивают до ста литров в сутки, но не тут-то было. Индийская красавица не стала пить... И все норовила толкнуть незнакомую вожатую. Может быть, не доверяла, может быть, давала понять, что не хочет признавать новую хозяйку.

В полночь уставшая Кузьминична легла спать и под мерный стук колес крепко уснула... А поезд все шел и шел вперед, останавливаясь то на одной, то на другой станции.

Уже под утро где-то под Брянском какой-то обходчик, не в меру усердный, проверяя состав, заметил на буфере цепь...

«Непорядок», — решил человек. И вместо того, чтобы посмотреть, какой в вагоне груз, почему вдруг цепь, попросту стал ее разматывать. Железные звенья цепи все больше и больше уходили в вагон. Еще хорошо, что поперечная перекладина в конце цепи не проскочила в отверстие и слониха все же осталась привязанной, но теперь она ходила по всему вагону.

Вот она подошла поближе к Дисюк, разобрала доски в перегородке, вот уже ногу нащупала. От этого неожиданного прикосновения женщина мгновенно проснулась и вжалась в угол. «Что же случилось? Неужели слониха сняла с ноги цепь?.. что делать?»

В вагоне темнота, ничего не видно. «Хоть бы скорее начало светать, хоть бы скорее остановка, и тогда свет со станции хоть чуточку проникнет в вагон»...

Но поезд идет все с той же скоростью, и женщине кажется, что рельсам нет конца и поезд так и будет идти и идти без остановок. Минуты длятся часами... А что же Милони? Она тут же рядом с Дисюк обнаружила сено и стала его есть. Кузьминична ничего этого не видела, но поняла по шуршанию.

И, наконец, долгожданный гудок паровоза — значит, станция. Какое счастье! Поезд замедлил ход. В вагон проник свет станционных фонарей... толчок, второй, третий, и поезд остановился. Видно по огням — большая станция. Брянск.

«Тихо, как в степи. Хоть бы кто-нибудь прошел»... Кузьминична прислушалась, можно сказать, до боли в ушах — никого. «Выпрыгнуть из вагона. Позвать людей на помощь? Опасно. Не проскочить?» И тут на ее счастье — шаги. Мужские, тяжелые, видно, человек шел в сапогах. Обрадовалась она и давай звать на помощь.

Подошел этот мужчина к вагону, он оказался обходчиком. Дисюк ему второпях все объяснила, и он подбежал к буферу, ухватился за цепь и начал притягивать слониху. С трудом, с уговорами водворили Милони на место, замотали цепь на буфере, как в прошлый раз, и стало Кузьминичне легче на душе. Хлебнула тогда горюшка Дисюк. На всю жизнь запомнился тот вагон.

Каждое утро Кузьминична покупала по дороге свеклу, морковь, картошку, яблоки и кормила слониху вволю. Сахаром, конечно, тоже баловала. С каждым днем индийская красавица стала лучше относиться к слоновожатой, а затем и совсем ее признала.

В общем, с трудом, но привезла Дисюк свою слониху в Ростов. За несколько дней путешествия по железной дороге они стали уже друзьями.

Когда вагон с редким животным поставили к платформе под разгрузку и положили крепкие щиты, чтобы Милони смогла сойти из вагона на платформу, слониха не сразу на них взошла. А уж когда решилась, пошла медленно и осторожно, проверяя каждый сантиметр пути, пока не сошла на перрон, а там уже была приготовлена трехтонная машина. Слониху привязали к заднему борту и на самой малой скорости двинулись к зоопарку.

Дисюк была, разумеется, рядом со слонихой, она не отходила от нее ни на шаг. К вечеру торжественный кортеж подошел к воротам зоопарка, и слониху без происшествий завели в слоновник.

Кузьминична, наконец, ушла к себе в дом: после трудной дороги ей так хотелось отдохнуть, да и выспаться не мешало.

Прошел какой-нибудь час-другой, и слониха затрубила. Это, наверное, означало: «Где моя хозяйка?! Пусть придет немедленно!» Пришлось Кузьминичне вернуться.

Только женщина вошла в слоновник, и слониха успокоилась: она, видимо, решила, что и здесь с ней вожатая будет ночевать; обняла ее хоботом, подняла и положила на сено, даже сверху присыпала сухой травой... Но Кузьминична поднялась, попрощалась и ушла — не ночевать же ей и здесь.

Может быть, и обиделась Милони, может, рассердилась — кто ее знает, только к утру она выломала двери.

Конечно же, она никуда не делась, индийская красавица даже не вышла из слоновника, ей просто нужно было сорвать на чем-нибудь свое недовольство. Потом-то она привыкла к тому, что Кузьминична на ночь уходила домой.

Теперь уже каждый день Евдокия Кузьминична приходила в слоновник, кормила свою любимицу, убирала помещения, и день ото дня они все лучше понимали друг друга. Когда кто-нибудь приходил из сотрудников и звал по делу Дисюк, то слониха ее не пускала.

Обнимала хоботом и держала около своей ноги. Ну, а если слоновожатая вскоре возвращалась, то сколько было радости. Подойдет к ней слониха, обнимет, погудит, нежничает, ну, хоть бери ее на руки — да и только.

Как-то Дисюк поскользнулась и упала: ударилась о клетку и набила себе синяк на лбу. Увидела это слониха, и что тут было... Подойдет, ощупает синячок, кончиком хобота помассирует, подует теплым воздухом, да так нежно, куда лучше сестры милосердия.

Однажды Кузьминична пришла в слоновник чем-то расстроенная, заплаканная, и слониха сразу это увидела. Подошла и хоботом — к глазам, будто спрашивала: «Кто тебя обидел? Не я же?» Прижмет к себе и нежно урчит. Отнимет метлу и лопату, поставит в сторону и не дает работать. Только бы стоять около нее...

Подошли мы с Евдокией Кузьминичной к слонихе, и я увидела, как повеселела индийская красавица. Затопала по площадке своими толстенными ногами, подошла к Дисюк, завизжала от радости.

«Ложись, красавица, ложись», — сказала Дисюк, и слониха немного помедлила, правда, но легла. Значит, уже понимает русский язык. Кузьминична приблизилась к Милони, устроилась у нее около головы и прикрылась слоновьим ухом.

Много мне довелось читать о слонах, немало я их видела в зоопарках разных городов, но такую слониху встретила в первый раз.