Пойманный разноцветный полоз

Зима — это единственное время года, когда все натуралисты собираются под лабораторную крышу. Приезжают отовсюду. Кто из ровных, как доска, степей Казахстана, кто из туркменского Копет-Дага, кто из узбекистанских Кзыл-Кумов или из Сурхан-Дарьи, кто из горного Таджикистана.

Время экспедиций закончилось, а змеи ушли в зимнюю спячку. Теперь начинается жаркая работа в лаборатории.

Нужно обработать материалы, собранные в поездках, вести наблюдения за отловленными змеями, которых собралось немало —

• ядовитые змеи стрелки и щитомордники,
• кобра и разноцветный полоз,

следить за тем, чтобы в клетках у них сохранялась высокая температура, кормить ядовитых питомцев, брать от них яд. Много его нужно.

Но ведь можно же задержаться на часик после работы, собраться всем в одной комнате, рассказать об успехах своей экспедиции, послушать о делах других? Конечно, можно. Вот мы и задерживались. И какие это были чудесные часы.

Как-то я приехала из экспедиции поздней осенью и в тот же день решила зайти в лабораторию — очень не терпелось узнать новости. По дороге я все вспоминала, какой же сегодня день недели. Ведь в поле до этого никому никакого дела нет. Там нужно знать только число.

О том, что сегодня суббота и что рабочее время уже кончилось, я вспомнила только тогда, когда на меня приветливо глянули чистые и очень знакомые окна лаборатории. Да, пришла я явно поздно. Я постояла с минуту перед дверью и совсем было собралась уходить, как до меня донеслись веселые взрывы хохота.

Я вошла в помещение и попала к самому разгару веселого часика воспоминаний. Как только что приехавшая, я оказалась в центре внимания. После продолжительных рукопожатий мне выделили стул, усадили посередине комнаты и предоставили слово. А я, возбужденная встречей, никак не могла собраться с мыслями.

— Что вы! Уж вам-то не знать, какой из меня рассказчик. Как-нибудь в следующий раз, — попробовала отмежеваться. Но из этого ничего не получилось. Мне заявили, раз я только сегодня приехала, то самые свежие впечатления должны быть у меня, а потому мне и карты в руки.

 — Тогда терпите. Начну по порядку, — неохотно согласилась я, — с самого начала, то есть с весны, как уехала. Все вы отлично знаете, что в апреле я отправилась в Кугитанг. Ну, про дорогу, конечно, не имеет смысла рассказывать.

Протряслась в машине сутки и прибыла в селение Вандоп к тому самому проводнику, которого на все случаи жизни «формы» есть — так он сокращенно произносил слово «форменный». Если дорога ухабистая, то значит «дорога форма вертолет», если кобра ускользнула в нору от ловца, то значит; «кобра ушла форма пуля». Помните, Сабиром его зовут.

Только машина к его дому подъезжает, он уже навстречу бежит. Обрадовался моему приезду: мы с ним год не виделись.

— Самый раз приехала, — говорит он, — уже два дня форма лето. Теперь совсем жарко будет.

Но на этот раз Сабир плохо сыграл роль пророка. С утра зарядил дождь и целых три дня не унимался. Мы сидели у Сабира дома и изнывали от скуки. Я-то еще ничего. У меня зоологические журналы были.

А вот шофер — тот совсем себе место не находил: то по комнате слоняется, то полежит на одеялах, то с ребятишками повозится. А делать-то все равно нечего. Сядет где-нибудь у стенки и сидит нахохлившись, смотрит в одну точку. Сабир ему говорит:

— Э-э, Федька, зачем ты совсем форма индюк. На горы смотри. Наши горы очень хороший, очень красивый, форма...

Вот тут-то Сабир, наверное, первый раз в жизни не подобрал «формы». Он только языком прищелкнул. А горы там действительно чудесные. Так вот...

— Да погоди ты, сухарь. Про горы расскажи. Ведь мне весной ехать туда, — перебил меня Борис Степанович.

— Весной? Так это же прекрасно. Знаете, как там хорошо весной! Горы все дикой гвоздичкой покрыты. У гвоздички лепестки тоненькие, а на свет даже не белые, а просто прозрачные. И до того она нежная, ну ни в какое сравнение с мимозой не идет.

Горы еще не очень старые, крутые, зеленые-зеленые. Склоны высокие, все арчой заросли. Сплошной арчовый лес. Короче, поедете — увидите. Где уж мне про горы рассказать, когда сам Сабир для них ни одной «формы» подобрать не смог.

Так вот, значит, кончился, наконец, этот дождь. Как только чуть подсохло, мы сразу же отправились в горы. Федор ног под собой не чуял, впереди бежал.

Пробродили мы целый день и все бестолку, только к вечеру поймали маленькую змею стрелку и одного полоза. Пойманный разноцветный полоз был чуть-чуть покрупнее стрелки.

Полоза нашел Федор, так ему радости на целую неделю хватило: он тоже, мол, в чем-то помог. Все две змеюшки линять собрались, поэтому-то и ползали по мокрой траве после дождя.

Солнце уже прятаться за склон начало. Мы сидели на тропинке у воды и отдыхали. Сабир, как всегда, придумал себе работу. Чтобы не сидеть без дела, он решил пересадить всех змеек в один мешочек: и носить удобнее, и свободных мешочков больше.

Собрал он всех змей в одну руку и хотел было опустить их в мешочек, а тут, как на грех, топот копыт услышал. Сидит и смотрит на тропинку: кто же там из-за арчи появится? И вот, наконец, выезжает на лошади знакомый мужчина и еще издали начинает с нами здороваться. Лицо у него широкое, каждый ус, как хорошая борода. Осматривает нас по очереди и улыбается. Вот взгляд его остановился на Сабире.

— А, Сабир-ака, салом!

— Салом, салом! — Сабир встал и направился к нему.

Улыбка вдруг застыла на лице усатого. Он поднял коня на дыбы, развернул его и с пронзительным воплем «Ок-илян! Ок-илян!» понесся что есть духу прочь от Сабира. Короче, усатого как ветром сдуло.

Проводник посмотрел на змей, которые извивались в его руке, и сказал:

— Теперь всем говорить будет: «Сабир святой» или «Сабир дивана». Один форма... Давай домой пойдем. — Он засунул змей в мешочек и завязал его. Федор спросил:

— Так в чем дело? Ничего не могу понять.

Ну, я ему рассказала эту общеизвестную легенду о том, что стрела-змея может летать по воздуху, пронзать, подобно пущенной из лука стреле, людей и животных.

Вечером Сабир объявил нам о том, что он собирается позвать на чай своих односельчан. Чтобы предупредить разговоры о том, что он шайтан, святой или «дивана», проводник решил, опираясь на мой авторитет, рассказать своим землякам о том, что стрела-змея совсем не опасна для человека и заодно показать им кобру, которую, кстати, мы поймали на обратном пути, уже тогда, когда совсем потеряли надежду на это.

Скоро по одному стали собираться почтенные гости. Старики усиленно кряхтели и занимали центральные места на расстеленных одеялах. Потом потянулись мужчины более или менее солидного возраста. За ними шумной ватагой пришла молодежь. После длительных приветствий по кругу пошли чайники.

Я сидела в сторонке и смотрела на стариков, ведущих неторопливую степенную беседу. Красивый мелодичный таджикский язык для меня все равно, что китайская грамота: по-таджикски я ни единого слова не знаю. А с Сабиром я обычно объяснялась по-русски или по-узбекски.

Когда, наконец, хозяйке сказали, что чаю больше не надо, Сабир встал и начал говорить. Он долго говорил и изредка показывал на меня. Я в таких случаях согласно кивала головой. Потом Сабир вышел и принес холщовые мешочки со змеями. Он кивком подозвал меня и громко, так, чтобы слышали все, попросил показать кобру.

Я дала проводнику распоряжение отодвинуть гостей подальше и вытряхнула ядовитую змею на пол. На змею смотрели с отвращением и ужасом. Я немного подразнила кобру крючком, чтобы она приняла свою характерную позу, и посадила ее в мешок.

Когда зрители немного успокоились, я рассказала им о змее (переводчиком был Сабир), опять заняла свое место и, игнорируя восхищенные взгляды, уткнулась в пиалу с чаем.

Проводник тем временем развязал второй холщовый мешок, залез в него рукой и вытащил из него разноцветного полоза. Потом он заглянул в мешок и растерянно посмотрел на меня.

— Ты ок-илян брал?

Я отрицательно покачала головой. Сабир опять посмотрел в мешок и перевел взгляд себе на ноги.

Когда я дошла до этого места своего рассказа, дверь, ведущая в лабораторию, распахнулась с грохотом, подобным выстрелу. В комнату ворвался Толик. Он перед моим приходом раздал змеям мышат и теперь выходил проверить, как они справляются с пищей.

Толик схватил со стены, увешанной всякими приспособлениями, крючок и крикнул:

— Скорее еще кто-нибудь с крючком! Там щитомордник поедает полоза!

Все тот же неугомонный Борис Степанович, тряся большим животом, первым выскочил за Анатолием. За ним в виварий высыпали все остальные. Толик, ловко орудуя крючком, уже вытащил из клетки на пол большого щитомордника, наполовину заглотившего полоза, поменьше.

Свободная часть полоза нервно дергалась и извивалась. Толик взял змею в руки и нажимом на края пасти каннибала оттянул его челюсти так, чтобы они не задевали зубами проглоченной змеи. Подскочивший Борис Степанович начал понемногу вытягивать пострадавшего. Было хорошо заметно, как спадало, съеживалось брюхо злодея по мере того, как Борис Степанович вытягивал жертву.

Наконец, показалось основание головы проглоченного полоза. Держать змей в руках становилось опасно. По легкому кивку Толика змей одновременно выпустили на пол. Сейчас же меньший разноцветный полоз отчаянным рывком выдернул свою голову из жадной пасти. В сторону отлетела мертвая белая мышь.

— Ну, теперь все понятно, все стало на свои места, — сказал Борис Степанович, помогая Анатолию посадить змей в клетку.

— Мне, например, еще ничего не понятно, — правдиво заявила я, — может быть, вы скажете, что вам стало понятным?

Разноцветный полоз, которого чуть было не съели, теперь оживился и даже, кажется, разозлился. Он начал громко шипеть, быстро поворачиваться во все стороны и наконец злобно впился зубами в тело своего мучителя.

Борис Степанович разнял змей и пересадил их по разным углам клетки.

— В моей практике уже были такие случаи, — сказал он. — Дело вот в чем. Иногда змеи с разных концов одновременно заглатывают одну и ту же мышь. Когда они встречаются головами, начинается борьба: ни тот, ни другой не уступают добычи. Побеждает более сильный.

Ну, а в том, что эти змеи такие упрямые, не согласны отдать добычу даже через свой труп, вы сейчас сами убедились. Меньший полоз выпустил из зубов мышь только тогда, когда освободился. Да, вовремя Толик поспел: еще немного — и змея задохнулась бы... Ну, давай заканчивай свою историю,— Борис Степанович обратился ко мне, — а то меня жена на кусочки распилит. Ведь седьмой час уже. А мне с ней в гости идти сегодня.

— На чём же я остановилась? — я сосредоточенно наморщила лоб.

— На том, как у Сабира змея стрела пропала. Он все смотрел то в мешок, то себе под ноги и никак не мог найти никакой формы...

— Как это не мог? Форма дым, говорит, пропал. В тот же миг всех гостей как ветром сдуло. Хотел Сабир предупредить всякие разговоры о себе, а вышло наоборот. А стрела-то вовсе никуда не пропала. Просто-напросто ее разноцветный полоз съел. Это мы через день узнали. Полоз не смог переварить сразу столько пищи и отрыгнул съеденных змей. Вот и все.