Меню

Мир животных 15.10.2012

Змея эфа с крестом на голове

Змея эфа

Самолет сделал круг. Под крылом мелькали ячеистые пески. Замеченная площадка оказалась столь мала, что пилот не решился сделать посадку. Снова «ЯК» вздрагивал, как лошадь, отгоняющая назойливых мух. С каждой минутой мы глубже удалялись в дрожавшее марево горизонта. Казалось, нет конца Кзыл-Кумам.

— Смотри, смотри, — кричит мне Карим, показывая рукой вниз.

— Да, именно это место нам подошло бы, — ответила я, стараясь перекричать шум мотора. Под крылом тянулся длинный шлейф песков и как мне показалось, случайно замеченная мной змея эфа. Язык выглядел шероховатым от мелких кустарничков саксаула. Справа к нему примыкала большая такыровидная площадка.

Я показала пилоту вправо и крикнула:

— Это и есть шестая точка.

— Не хуже внуковского аэродрома, — засмеялся пилот.

Значит, в шесть мы будем вас ждать — написала я на клочке бумаги и передала ему. Так вернее. За шумом можно не расслышать точное время.

Приземлившись, мы выбрались из моноплана. Дядя Гриша захлопнул стекло кабины, взмахнул над головой двумя пальцами в знак всего доброго, а через минуту наша бабочка описала над нами круг и, покачав крыльями, исчезла в дымке.

Одни. Три человека и вокруг ни души. Раскаленные пески слегка покачиваются на горизонте, словно плывут в бесконечность.

— Карим, пристрой-ка получше воду, а ты, Бахадыр, приготовь холодильник для насекомых.

Ребята были исключительно энергичные. Через несколько минут резиновая кислородная подушка, приспособленная под воду, легла в аккуратную яму. Сверху над влагой жизни ловец пристроил шалашик из мелких веток биюргуна и сухих шаров колючих солянок. За это время Бахадыр выкопал ямку с нишей в теневой стороне, куда будут поставлены пробирки с блохами и клещами.

— Приступим к делу. Ты пойдешь на юг, — сказала я смуглому юноше с бритой головой, — а Бахадыр пойдет на север. Каждый из вас возьмет из нор по двадцать проб. Значит, пройдете двадцать раз по сто метров и будет два десятка пробирок с этими кровопийцами. Дальше двух километров от точки не уходить, а ориентиром будет полосатая матрацная наволочка на этой саксаулине, — и я показала на бархан, где торчал одинокий куст саксаула.

Какая только опасность не подстерегает ловца блох в жарких безлюдных песках. Осматривая норы песчанок, можно столкнуться с ядовитой змеей, пауками и скорпионами — всюду нужны осторожность и внимание.

Ребята ушли. Я забила четыре металлических стержня в такыр, натянула тент, чтобы хоть квадратик земли был спасен от жгучего солнца, которое уже поднималось над пустыней все выше и выше. Не успела я закончить эту работу, как в тени появилась ушастая круглоголовка. Трудно сказать, как она умеет быстро ориентироваться в том, где ей лучше. Припав к земле на грани света и тени, ящерица замерла, прикрыв веками черные бусинки глаз.

Развесив на саксаульнике полосатую наволочку, так, чтобы ее не сорвало ветром, я направилась на запад. Три человека среди бескрайней пустыни копошились в рубчиках песчаной рубахи Кзыл-Кумов, выбирая блох и осторожно водворяя паразитов в стеклянную тюрьму. Не смешно ли?

Как-то за обедом сказали мне: «И нужно же было учиться столько лет, чтобы ловить блох!». Вот тогда наш начальник отряда прочитала лекцию об исследователях пустыни и их заботе о здоровье строителей магистрального газопровода Средняя Азия — Урал.

Прежде чем здесь пройдут люди, мы установим, чего нужно остерегаться человеку в этих местах, какие сделать ему прививки, чтобы он не подвергался риску заболеть особо опасными болезнями в этом необжитом краю.

Перевалив несколько барханов, я заметила след змеи. Он уходил в нору большой песчанки. Дальше такие следы попадались чаще. Значит, в этих местах змей много. А вот через весь бархан протянулось кружево дорожки мохноногой фаланги.

Можно по следам распутать ее ночное путешествие. Тут она кружилась у кустика полыни. Вот остатки гусеницы — объедки прожорливой хищницы. След скрылся в норе колонии большой песчанки.

Осмотрев территорию, я сделала заметки в дневнике, взяла так называемые пробы из нор грызунов и поднялась на хребет бархана, который выгибался, словно спина огромного одногорбого верблюда.

В бинокль легко разыскала Кадыра. Парень работал старательно. Вот, сняв панаму, он вытер лицо. Голова блеснула бритой лысиной. Бахадыр его голову называет «аэродромом для мух». А чем увлечен Бахадыр? Он прыгал в моем бинокле, гонялся за кем-то, размахивая руками. Вечно он увяжется в какую-нибудь историю.

Через два часа, к десяти утра, работать было невозможно. Солнце жгло немилосердно. Из головы не выходила мысль о четырехугольном клочке тени под навесом. Еще через полчаса мы брели по одному на полосатый маяк, висевший на сухой корявой саксаулине. Пришли почти одновременно.

Вода в кислородной подушке уже была теплой, не помог и холодильник Кадыра. У пояса Бахадыра болтался белый мешочек.

— Что притащил, охотник? — спросила я.

— Змею. Случайно выгреб ее с песком из норы. Прямо рукой схватил ее.

— Да, но ведь ты же знаешь, что рукой запрещено лазить в нору. Для чего же ты носишь с собой ложку-черпалку? Именно ложкой нужно захватывать землю в норе, это делает работу ловца менее опасной. Ну-ка, вытряхивай свое чудо из мешка.

Кадыр поднес другу кружку воды и пока Бахадыр пил, он сам вытряхнул из мешочка змею. Когда я увидела крест на голове змеи и белую волнистую линию вдоль боков, я поняла всю опасность, с которой встретился ловец блох.

— Если ты еще раз полезешь голой рукой в нору, я отправлю тебя в Ашхабад, — пригрозила я Бахадыру. — Ты понимаешь, какую змею ты выхватил рукой из норы? Ведь это ядовитая змея эфа! Ее укус очень опасен.

Не доверяя ребятам, я сама водворила змею снова в мешок. Кадыр отнес ее в ямку-холодильник.

— А теперь отдых до вечера, — сказала я, опускаясь в тень под навесом.

Отдых — это, конечно, не то слово. Зной так велик, что тень под навесом не спасает. Горячий ветер высушивает тело, опаляет губы и нос. Земля дышит таким жаром, что лежать на ней так же плохо, как стоять на солнце. Это мучительный отдых.

Переворачиваясь десятки раз с боку на бок, мы поминутно поглядываем на часы. Медленно ползут стрелки. Кажется, дню не будет конца. Измученные зноем, мы уснули в третьем часу дня не более, чем на двадцать минут.

Вдруг подул палящий ветер. Посыпался песок с южной кромки бархана, началась песчаная буря. Затрепетал наш навес. Ветер усиливался, надвигалась мгла. Уже нельзя было смотреть против ветра, песок бил в глаза. Что это? Ведь вчера начальник местной метеостанции не обещал нам такую погоду.

Давно снесло ветром ветки с холодильника, засыпая песком ямы с блохами. Афганец — так называют здесь южный ветер, бушевал все сильнее. Уже седьмой час, а песчаному дождю не видно конца. Время прилета самолета прошло. Видимо, нас ожидает ночь под открытым небом, без постели, под музыку бушующего афганца.

Только после захода солнца сила ветра стала чуть-чуть слабее. Тем не менее, заниматься приготовлением ужина, искать дрова или уходить от забитых стержней рискованно. Мгла, сухой песок барабанит по высохшей коже. На зубах треск, в глазах резкая боль. Так продолжалось до половины ночи. Мы сидели на теплой земле, ожидая утреннюю зарю.

С восходом солнца ветер прекратился, а к шести часам утра мы услышали ласковый рокот нашего «ЯКа.» Он был особенно желанным после такой ночи, какую провели мы на шестой точке.

С тех пор прошло десять лет. Всегда, когда я смотрю на банку, где в прозрачном спирте лежит змея эфа с белым крестом на голове, я всегда вспоминаю раскаленные пески и трудную работу пустынных искателей, самых первых следопытов, работа которых — ловить блох.

Увы, комментариев пока нет. Станьте первым!

Есть, что сказать? - Поделитесь своим опытом

Данные не разглашаются. Вы можете оставить анонимный комментарий, не указывая имени и адреса эл. почты