Охота на медведя с медвежатником

В Гремячинске, поселке железнодорожной станции, что находится в семи километрах от города, многие знают старого охотника Александра Константиновича Азанова. На вид это как будто ни чем не примечательный человек — небольшого роста, сгорбленный, седой старичок. А вот поди ж ты, знаменитый охотник.

Несмотря на свои восемьдесят пять лет, он и сейчас не прочь взяться за ружье. Надо видеть, как меняется Александр Константинович, выйдя в лес. Его сгорбленная спина распрямляется, глаза молодеют — и он идет вперед походкой не устающего человека. А охота на медведя в тайге нелегка, да и переходы надо делать большие.

Говорят, что о способностях мастера судят по его работе. С этой целью небезынтересно сообщить, что старик застрелил на своем веку 36 медведей.

Вообще вся семья Азановых — охотники-медвежатники. Евдокия Семеновна — жена Александра Константиновича — убила шесть медведей.

— Пошли мы со стариком в лес на рябчиков поохотиться, — рассказывает она. — Я в ту пору тяжела была, Евгением, значит, ходила... Были у нас два незавидных ружьишка и пульки самодельные.

Идем мы по лесу — присматриваемся и слушаем. Доходим до того места, где теперь мост стоит. В то время тут великое множество всякого зверья было... Мой старик стал к себе на манок рябчика подманивать, а тот оглядывается, но не подлетает. Хитрая пичужка.

Ну, не летишь — не надо, сами найдем! Идем это мы, значит, раздвигая кусты, к речке. Шагнули, а перед нами медведь. Стоит косолапый на задних лапах, пригнул к себе рябину и объедает ягоды. Мой старик, не раздумывая долго, вскинул ружье, выстрелил. Взвизгнула пуля и умчалась в чащу.

Ну, зверь бросился на старика...

— Было такое дело, — подтверждает Александр Константинович. — Зверь кинулся на меня. Еще один миг — и подмял бы. Очень метко супруга моя выстрелила, наповал лесного хозяина убила.

— Все это просто рассказывать, — продолжает Евдокия Семеновна. Она говорит не торопясь, напирая на «о». — А что пережито было тогда! Немудрено, что сын появился раньше времени и медвежатником стал.

— По наследству перешел! — смеется Азанов.

Да, Евгений Азанов, шофер по-специальности, многому научился у отца. Потому так с ним хороша охота на медведя. Взглянув на сырую тропинку, где отпечатались лапы зверя, он сразу может определить: кто пробежал. Никто лучше его не знает, где находится берлога либо токовище.

Знакомы ему и повадки самого «лесного хозяина». Вот, например, что он рассказывает.

— Не думайте, что медведь выбирает себе зимовнюю лежку где попало и как попало, — объяснял он мне. — Нет, он готовится к ней очень тщательно. Он выбирает удаленные от всяческих тропинок и дорог возвышенные места. И неспроста. Зверь заботится о том, чтобы его не беспокоили, чтобы не было сырости. Он строит себе хижину как настоящий мастер.

Зверь не сбрасывает ветки пихты как попало. Каждая пихточка укладывается одна к другой, вершинка к вершинке, и все вершинки в одном направлении. Постель получается мягкая, удобная... Хорошо будет отдыхать на ней зимой, во время долгой лежки. Потолок делает медведь не только для удобства, но и для того, чтобы не попала дождевая вода. Это очень неприятно, когда она каплет, а потом застывает на шкуре сосульками.

Зверь ложится в берлогу до снега, чтобы своевременно укрыться от ветра, от сырости, от преследователей. А перед этим делает нагул, накапливает запас жира. Ведь одной рябинкой сыт не будешь. Вот почему осенью медведи охотятся за добычей более «питательной» — за рогатым скотом, за лосями. Очень нахальны бывают звери в эти дни.

Рассказывал мне это Евгений в пору листобоя — холодного северо-восточного ветра. Мы шли по лесу, по засыхающей траве, по опавшим листьям. Наши шаги были далеко слышны. Словно перины — мхи под ногами. А на них черничник и брусничник, пурпуровая толокнянка, фиолетовая лизун-трава, а поодаль — крупные вянущие листья папоротника.

Я думала, что Евгений кончил, но оказалось, что это лишь начало — присказка, а главное впереди. Для того, чтобы показать, насколько коварны бывают медведи осенью, он поведал о действительном происшествии, случившемся в наших местах,

Как-то таежный медведь забрался на лесном хуторе во двор одного из домов. Хозяйка в это время готовила на кухне обед. Она услышала шум. «Наверняка буренка сломала изгородь», — подумала женщина. Не торопясь, она вытерла руки о полотенце, надела калоши и, прихватив в сенях палку, отправилась во двор.

Очевидно, она плохо видела... Только подойдя близко, женщина разглядела, что буренку подмял под себя медведь и вырвал у нее вымя. Не давая себе отчета в том, что делает, хозяйка ударила зверя палкой по голове. Медведь оставил корову, бросился на хозяйку, сбил ее с ног.

Не поздоровилось бы женщине, если бы не возвратился из лесу хозяин. Он выхватил из-за пояса топор, кинулся к медведю. Зверь струхнул. Он, рыча, скрылся в лесу...

— Да, хищник остается хищником, — задумчиво произнес Евгений.

Мы шли по лесу. Над нами тусклым золотом отливали вершины берез. Травы не уступали по яркости цветам. Такова осень в наших местах, прекрасная, наделенная необыкновенно яркими красками,

Не раз я уговаривала Александра Константиновича поохотиться вместе, так как меня интересовала охота на медведя. Он все отказывался:

— Куда уж мне.  Восемьдесят  пять лет — не шутка.

Но вот однажды возвращаюсь домой во второй половине дня и вижу: мой старый знакомый сидит на скамеечке возле калитки.

— Так и так, — говорит, — пришел к вам по случаю того, что мишка напоролся на капкан, уволок его с собой. Нужно организовать погоню. Может, примете участие? Я, разумеется, согласилась, выпросила у соседа ГАЗ-67, заехала за Евгением, за Александром Константиновичем, захватили с собой собак и поехали в тайгу.

Найти медведя было, в сущности, не очень трудно. На всем пути зверь пытался освободиться, ударяя двадцатикилограммовым стальным браслетом, сжавшим лапу, по стволам деревьев, оставляя отметины.

Хорошо в тайге! От бесчисленных цветов пестрит в глазах. Тропка карабкается вверх. Настороженное ухо улавливает каждый звук. Вокруг шумят ели. Звенят мухи, жужжат своими крохотными моторчиками шмели.

Мы шли, не разговаривая, все вперед и вперед, и вдруг за бугром увидели уши. Да, да, самые обыкновенные уши, похожие на собачьи, но только больше. Никто не думал, что тут медведь, но он сам выдал себя — пошел навстречу, размахивая лапой, на которой болтался капкан. Я вскинула ружье.

— Не стреляйте, — сказал Александр Константинович, — возьмем живьем. Я подумала: уж не ослышалась ли? Разве можно такого зверя взять живьем? Это же не заяц! Тут подбежали собаки и подняли такой гам, что, кажется, на другом конце тайги его было слышно. А тем временем Александр Константинович вырубил шест, заострил и, прицелившись, вогнал его через кольцо капкана в землю.

— Держите, — приказал он.

Мы с Евгением стали держать, а дед тем временем вырубал другой точно такой же шест. Медведь в это время, разумеется, рвался. Во всяком случае, его было очень трудно удержать.

Закончив работу, Александр Константинович подошел к зверю ближе, занес шест выше его головы, с силой вбил в землю. Шея медведя была прижата к земле. Теперь можно было связать зверя, надеть на него намордник, снять капкан. Словом, часа через два наш пленник сидел в машине, угрюмо посматривал на шофера, вертевшего «баранку».

Мы приехали уже поздним вечером. Александр Константинович решил не освобождать зверя от пут, а пока положить его в сарае. Утром выяснилось, что наш гость не стал дожидаться, когда его развяжут, а освободился сам, но не убежал.

Перед ним поставили деревянное корыто с едой. Зверь взял его двумя лапами и стал утолять голод. Мы много думали, как же быть с больной лапой, ведь рану нужно промыть, перебинтовать, полечить.

Пришли день спустя посмотреть на нашего пленника — а медведь распорядился по-своему: начисто отгрыз лапу. Вот вам и охота на медведя.