Охотничий рай утиного царства
Недавно я с другом поссорилась. С самым лучшим, закадычным. Двадцать лет проработали вместе, бок о бок, в одной бригаде. Во всем тресте не было дружнее нас, и вот — на тебе! Даже самой не верится, что почтеннейший Нефед Кузьмич, человек спокойный, в летах, так на меня обиделся — не приведи господь!
Наберитесь терпения — выслушайте, всё по чистой совести выложу. Только не пугайтесь, если зайдет разговор о стрельбе: именно стрельба, будь она неладна и поссорила нас.
Стрелять я научилась смолоду, когда еще в детстве меня брали на охоту. В цель попадаю метко, не раз призы получала. А вот охотиться не доводилось. Не загорелась я этой страстью. Мало ли на свете охотников, но ведь еще больше — не охотников. Всё бы так и шло, да однажды, под выходной, Нефед Кузьмич увидел меня в городском парке, в тире.
Я по движущимся мишеням стреляла: зайца с лисой сбила, и медведя, и ястреба-тетеревятника. Что ни выстрел — без промаха. Глянул мой друг давай на все корки разносить... нет, нет, не меня, себя! Как только он не обзывался — и простофилей, чудаком, и каким-то еще словечком сердитым.
— За что, — спрашиваю, — коришь себя?
— За то, — отвечает, — что хожу на охоту один-одинешенек, а ты со своим талантом фанерных зверюшек в тире промышляешь. Я такого из тебя охотника сделаю, какого еще не бывало на всей Волге!
От радостного волнения меня даже в дрожь кинуло. Неужели, думаю, из меня получится охотник, да еще самый лучший? И где? В нашем областном обществе охотников, где подвизаются десятки тысяч всяких волчатников, медвежатников, утятников и прочих асов с вострым глазом, чутким ухом и смелой душой!
— Да, да, будешь лучшим охотником на всем белом свете! Собирайся на Шошу!
От предчувствия чего-то диковинного у меня сперло дыхание.
— А ты представляешь себе, что такое Шоша? — допрашивал возбужденный предстоящей поездкой Нефед Кузьмич. Смуглое лицо его сияло, даже усы казались менее свислыми, чем обычно, и не просто седыми, а серебристо-искристыми.
— Нет, — искренне призналась я, — что такое Шоша — не представляю.
— И представить не сможешь, ежели не была! Охотничий рай, утиное царство — вот что такое Шоша!
В тот же вечер он зашел за мной в охотничьем снаряжении с двумя ружьями центрального боя. Врученное мне ружье было, по словам его владельца, только для достойнейших — легкое, красивое, с отделанной серебром ложей.
— Э, — говорю, — друг ты мой, народную мудрость забыла?
— Какую?
— Когда на охоту едешь — собак уже не кормят. А твоя небось еще кормится? Друг махнул рукой:
— Эта поговорка ко мне не относится.
— Как так?
— А так. Нету у меня никакой собаки, а значит, и кормить некого.
— Как же так — за дичью без собаки?
— Увидишь, — буркнул Нефед Кузьмич. И обнадежил: — Выучу!
До этого я считала, что именно она, собака, лучший, никем и ничем пока не заменимый помощник на охоте. И вдруг... Это разжигало мое любопытство.
На берегу залива в густом-густом ольшанике мы облюбовали сухой бугорок, смастерили шалаш из веток и прилегли в ожидании зари.
И приснился мне такой, знаете, жуткий сон. Будто Нефед Кузьмич превратил меня сперва в крапчатого сеттера, потом в черно-пегого пойнтера, а убедившись, что я не гожусь ни в сеттеры, ни в пойнтеры, переделал в обыкновенную рыжую лайку. Он стрелял и стрелял, а я, грешная, в собачьем обличье дичь ему притаскивала — бегала в кустовье, плавала в камышах. До того извелась — язык высунула, ни жива ни мертва. Обрадовалась, как услыхала: «Пора!» Ну, думаю, наконец пора отдыхать. Даже залаяла от счастья: «Гав! Гав! Гав!»
— Чего разгавкалась? — прикрикнул Нефед Кузьмич, тормоша меня. — Вставай! Пора!
Я проснулась. В ту же минуту над самым ухом раздался выстрел: Нефед Кузьмич начал охоту.
— Гляди, гляди, куда селезень падает! — повелительно крикнул он. Я выскочила из шалаша: верно, кувыркается сизарь прямо в кустах, неподалеку от нас.
— Хватай его, красавца! — скомандовал мой друг.
Делать нечего, пришлось сигануть в заросли. Шныряла-шныряла туда и сюда, не найти добычи, да и только. А от шалаша новая команда: «Шарь в сухом лозняке!» Шарила-шарила, лицо и руки в кровь исцарапала, куртку разодрала, а селезень как сквозь землю провалился. Поневоле позавидуешь собакам, которых природа щедро одарила тонким чутьем.
Снова выстрел. Подняла голову: раненая утка прямо надо мною пух роняет, старается не в кусты, а на воду сесть, в камыши. Эх, думаю, был бы при нас спаниель — через минуту-другую лежала бы в сумке добыча. А тут что поделаешь? Пока я мечтала, Нефед Кузьмич, вижу, ружье в шалаш, а сам — по мелководью в камыш. И я за ним. Пригляделась: утка с перебитым крылом вот-вот в осоке спрячется. Дно вязкое, того и гляди сапоги оставишь. Шагнула я еще и ух! — по пояс провалилась, завязла.
— Нефед Кузьмич, выручай!
Подбадривая меня сочными словечками, он кинул мне конец своего ремня, я ухватилась за пряжку, кое-как выкарабкалась. Утка тем временем куда-то сгинула. Искали-искали, до нитки вымокли — и всё без толку.
Выбрались на берег, вылили воду из сапог, сняли мокрую одежду, развели костер. Дичь поблизости уже не пролетала, да нам, откровенно говоря, в те минуты было не до дичи.
— Ничего, — не унывал Нефед Кузьмич. — Наберись терпения, я такого из тебя охотника сделаю — всему свету на диво!
Но мне почему-то уже не хотелось быть «всему свету на диво». Высушив одежду, вновь взялись за ружья. Подбили дюжины полторы уток, не меньше, взяли же в ягдташи всего-навсего по две.
По дороге домой, грязная, раздосадованная, я не вытерпела и промычала: «Н-да!» Нефед Кузьмич понял, видимо, чем дело пахнет, и старался поднять мой катастрофически упавший дух. Он опять принялся уверять, что из меня получится бог весть какой охотник.
— Боюсь, — призналась я, — что получится не охотник, а заместитель охотничьей собаки.
— Что ж, это очень хорошо! — ответил Нефед Кузьмич. — Прекрасно!
— Конечно, что может быть прекраснее, — иронически огрызнулась я.
— Придет суббота — опять сюда прикатим! В охотничий рай, утиное царство! На свою Шошу-красавицу! Вдвоем! — воскликнул повелительным тоном Нефед Кузьмич.
Но я отказалась от предстоящего похода, заявив, что не хочу быть похожей на сеттера — ни на красного, ни на черного, ни даже на крапчатого.
— Как так — не хочешь? — вскипел мой друг и учитель, устрашающе шевеля усами. — Да ты!.. Да я!..
Не знаю, что он сделал бы со мною, но в тот миг нас кто-то окликнул. Оглянулись: сидит на пеньке молодой человек с голубой повязкой на рукаве. Ясно: инспектор общества охраны природы.
Поздоровались, показали трофеи.
— Вот это я понимаю — охотники. Настоящие. Культурные, — похвалил нас инспектор. — Убили по паре уток — и домой! Не мясники, как другие...
Воистину справедливо сказано: не было бы счастья, да несчастье помогло...
Увы, комментариев пока нет. Станьте первым!