Концерт на поляне

Ночь застала меня врасплох.

Весь день я «охотилась» с фоторужьем за разным «таежным народцем». К вечеру сильно устала и проголодалась. Но поесть было нечего. Гоняясь за зверьем и птицами, я не заметила, как в азарте порвала котомку и выронила из нее все продукты.

Чтобы хоть чем-то набить желудок, я сделала из бересты кузовок и принялась собирать грибы. Их было мало. Я заглядывала под кусты багульника, под коряги и незаметно вышла на пологое взгорье. Здесь я вдруг увидела перед собой большие груды свежих листьев бадана и зеленых стеблей черники. Они лежали на базальтовых валунах и на пнях. Их кто-то положил сушить. А кто? Я долго размышляла над этим, но так и не нашла ответа. Разгребла одну кучу, потом другую, побродила вокруг них, ища какие-нибудь следы хозяина странного «покоса», но так и ушла ни с чем.

Вскоре мне на пути попался старый сучковатый кедр. На вершине его виднелось множество спелых крупных шишек.

Я оставила кузовок с грибами на пне и подошла к дереву. Положила наземь фоторужье, топорик, дырявую котомку и тяжело полезла вверх. Добравшись до шишек, я сбила их длинным сучком и начала спускаться. Но по дороге застряла в развилках толстых веток и провозилась, выбираясь из них. А когда ступила на землю, стояла уже глубокая ночь: в Саянах темнеет быстро.

Я хотела разжечь костер, но вспомнила, что потеряла зажигалку. Она выпала из кармана, когда я лезла на кедр. Спичек у меня не было. Я вынула из кармана электрический фонарик и собрала шишки. За кузовком с грибами не пошла: все равно жарить их было не на чем.

Пощелкивая орехи, я наломала пихтовых веток, сделала из них постель и улеглась. От запаха прелого мха, кедровых шишек и пихтовой хвои закружилась голова и сразу же потянуло ко сну. Я закрыла глаза, и тотчас в памяти всплыло все, что мелькало передо мной целый день: и рысь, и тайга, и скалы, потом грибы и груды сохнущих листьев. Все же кто их натаскал? Но уставший мозг отказался работать, и я заснула.

Разбудили меня громкий шорох и хруст веток. Я открыла глаза, подняла голову и огляделась.

Все вокруг было залито зеленоватым лунным светом. На кустах можжевельника, на еловых лапах — повсюду тускло поблескивала обильная роса. От деревьев падали на траву густые, черные, как тушь, тени. В фиолетовом небе горели крупные желтые звезды.

Я прислушалась. Было тихо, нигде не раздавалось никаких звуков.

«Неужели почудилось?» — подумала я и в то же мгновение услыхала в стороне чавканье, громкое сопение и треск сучьев.

Секач, что ли? Я напрягла зрение, но никого не увидела. Потом вспомнила, что диких кабанов в этих краях не водится, и... оробела. Неужели медведь? Рука невольно потянулась к топорику. По спине от страха пробежал недобрый холодок.

А чавканье все приближалось и приближалось, затем послышался слабый хрип. Я бесшумно села и затаила дыхание.

Вдруг шагах в двадцати от меня на поляне, залитой лунным светом, появился какой-то зверь. Был он невелик, с молодого медвежонка. За ним из тени вышел другой, потом третий. Что это были за звери, сколько я ни приглядывалась, понять не могла: никогда еще, кажется, таких не видела.

Звери постояли немного, словно о чем-то договариваясь. Потом один из них растянулся на траве. Остальные отошли в сторону, потоптались на месте да вдруг как побегут к лежачему и давай через него прыгать! Похрипывают, сопят, легонько порыкивают — чехарда ребячья, да и только!

Но скоро, видать, эта игра им надоела, и они собрались втроем у пенька. Сели в кружок, нос к носу, будто какой совет повели. «Посовещались» так с минуту и вдруг разбежались в разные стороны. Разбежались и давай друг за дружкой вокруг пней носиться. Догонит один другого, ткнет в бок мордой и наутек — настоящие пятнашки!

Но все же что это за звери?

Я беззвучно поднялась и, держа в одной руке карманный фонарик, а в другой на всякий случай топорик, осторожно двинулась к ним. Звери меня не чуяли и продолжали играть. Я подошла к ним совсем близко и включила фонарик.

Два зверя юркнули в кусты. Третий, ослепленный ярким светом, замер на месте.

Это был барсук. Он заслонил одной лапой глаза от света, а другой замахал, совсем как маленький человечек, стараясь отпихнуть ослепительный луч фонарика в сторону. Это выглядело до того забавно, что я рассмеялась. Потом выключила фонарик и свистнула. Барсук убежал. В темноте еще долго слышался топот его широких лап.

«Вот тебе и ленивые отшельники! — думала я о барсуках, направляясь к своей постели. — Экие спектакли устраивают!»

Утром я отыскала потерянную зажигалку, развела костер и вспомнила о грибах, которые оставила вечером на пне.

Я пошла за ними и ахнула от удивления.

Кузовок мой был разорван в клочья, а грибы бесследно исчезли. Кому они понадобились? Я начала озираться по сторонам, ища следы вора.

Взгляд остановился на знакомых грудах бадана и черничника. На широких листьях, как румяные булочки на зеленых тарелках, лежали мои грибы. А мои ли? Я перевернула один гриб и увидела ножку, перерезанную лезвием ножа. Мой!

Но кто их украл? Кто их сушит? Кто хозяин травяных запасов?

Я осмотрелась вокруг повнимательнее и заметила неподалеку большую нору. Подле нее виднелся целый ворох сухих кореньев. Я подошла к норе и наткнулась на барсучьи следы на суглинке.

— Вот чудак! — сказала я тут себе. — Это же барсуки запас на зиму делают! Трава у них на постель пойдет, а коренья — на еду. Ну, а грибы — это уж их главное лакомство зимой.

Я не стала забирать свои грибы у барсуков. Оставила им как плату за ночной концерт на поляне.