Голубка

Мой сосед Петрович — высокий, плечистый мужчина. Работает он на заводе слесарем — красивое ремесло. На первый взгляд Петрович кажется человеком угрюмым и замкнутым. Может быть, это впечатление создают суровые складки лица, мохнатые брови с сильным изгибом, словно вечно насупленные, и привычка покручивать рыжие усы быстрым и нервным движением руки.

На самом же деле у Петровича чудесный характер.

Немногословность не мешает ему при случае отпускать такие шутки, что хоть по полу катайся со смеху. Сам же он и бровью не поведет. И если на работе у станка он неизменно серьезен и сосредоточен, а вечерами с тем же прилежанием склоняется над книгой, то это вовсе не означает, что в свободное время ему неохота развлечься, повеселиться.

Петрович — большой любитель голубей. Придя с работы, он немедленно начинает хлопотать на голубятне: набивает на дверцы кожаные петли, приводит в порядок гнезда, наполняет водой или кормом желобок.

— Ужасно люблю голубей, — уверяет он, наполовину в шутку, наполовину всерьез.

И наверное, это было все-таки больше всерьез, чем в шутку, потому что всякий раз, когда ястреб уносил у него «трубача», Петрович ходил как в воду опущенный целую неделю, а то и больше.

Особенно дорожил он парой «дутышей», белых как снег, хвосты веером, и ручных как овечки. Стоило ему дважды сказать: «у-лю-лю!», и голубка немедленно садилась к нему на плечо в ожидании корма на ладони.

Примерно в середине марта «дутышка» снесла в гнезде, что под стрехою, два круглых голубоватых яичка.

— Эти птенцы, — пообещал Петрович, — достанутся тебе, знай. Это меня так обрадовало, что я тут же рассказала ему старую историю, приключившуюся со мной в детстве, когда я тоже души не чаяла в голубях.

Как-то весной, собирая в лесу щавель, я с другими ребятами открыла ястребиное гнездо.

После отчаянной драки с пустельгами на верхушке старого дуба, я слезла на землю с трофеями — тремя пестрыми, коричневатыми, причудливыми яйцами. Два из них я разбила и бросила, а третье принесла домой.

До сих пор не могу понять, откуда возникла у меня нелепая мысль положить это яйцо в голубиное гнездо, рядом с голубиными яйцами. Все дело было, вероятно, в любопытстве: что-то «скажет» голубка?

И — о чудо! Голубка «приняла» яйцо, стала высиживать его наряду со своими. Спустя две недели из голубиных яиц вылупились голуби. Родители заботливо кормили их и в то же время, чередуясь, сидели на пустельгином яйце.

Петрович не поверил моему рассказу.

— Разве я голубей не знаю?! — посмеивался он. — Довольно кому-нибудь прикоснуться рукой к их яйцам — и голуби бросают их. Здорово ты накручиваешь.

— Я ж тебе правду говорю, чудак-человек! Ничего не выдумываю. Хочешь, свидетелей приведу — друзей детства...

— Перестань, — не сдавался Петрович. — Ну, а дальше, что?

— Дальше? Примерно через неделю залезаю снова к моим голубям, смотрю — нет яйца. Неужели выбросили? Засунула руку поглубже, вот оно что — маленький пустельга!

— Живой? — спрашивает Петрович, все же заинтригованный.

— Мертвый. Достаю его из гнезда, разглядываю — странное существо: голова почти одной длины с телом, глаза выпученные, стеклянные, клюв большой, крючковатый.

— А почему он погиб? — недоверчиво спрашивает сосед.

— Заклевали его, голову прошибли до мозга. Голуби, конечно. Наверно, увидели, что чужой...

Не знаю, понравился ли Петровичу рассказ. Несомненно одно: он ему не поверил.

Прошло недели три. Как-то я вспомнила про обещание Петровича и пошла узнать, как обстоит дело с птенцами.

— Они еще малы, — сказал мне Петрович, — едва оперились.

Мне не терпелось взглянуть на птенцов, и я сказала об этом соседу.

— Хорошо, пойдемте со мной.

Мы направились к сараю, под стрехой которого находилась голубятня.

Мартовское солнце щедро рассыпало свои лучи: голуби кучей сидели на крыше, перебирая друг у дружки перья и весело воркуя.

Петрович приставил к сараю лестницу и уже приготовился лезть, как вдруг мы слышим: пиу-пиу!

— Ранние же у тебя цыплята, — говорю я, готовая поклясться, что не ошиблась.

— Какие цыплята? — удивляется Петрович и тоже прислушивается.

— Пиу-пиу! — раздается снова.

Петрович быстро взбирается по лестнице, заглядывает в гнездо и... достает оттуда беленького цыпленка!..

— Вот тебе и раз! Откуда он взялся?

— Слезай, — говорю я ему. — Посмотрим, что будут делать голуби.

Пока мы ломали себе головы, недоумевая, как цыпленок мог очутиться в голубятне, голубка прилетела кормить малышей. Каково же было наше удивление, когда она стала совать корм в широко разинутый, смешной клювик цыпленка. Зерна покрупнее падали мимо — они не вмещались в маленьком клювике.

— Как бы он не подавился, — говорю я соседу, — Возьми-ка его лучше в дом...

Несколько дней подряд прилетала голубка к окну кухни, где находился цыпленок, и просила вернуть ей малыша. А малыш был вовсе не их: это одна из кур забралась на чердак сарая, забрела в голубиное гнездо и рядом с голубиными яйцами снесла свое, куриное. Три недели высиживали его голуби, а потом заботливо кормили цыпленка, пока мы его не обнаружили.

Цыпленок быстро вырос. Теперь он — красивая белая курочка. Петрович так и назвал ее — Голубка.