Крачки охотники

Утром на озере первыми появлялись чайки. Большие, медлительные птицы одна за другой выплывали из розового тумана и летели дальше в туман проверять свои обширные владения. Чайки медленно опускали и поднимали крылья, лениво, будто по обязанности, посматривали из стороны в сторону, а потому всегда казались мне немного сонными в эти ранние утренние часы.

Следом за чайками появлялись над водой крачки... Они теперь оглашали озеро и окрестные места громкими задиристыми криками.

От своих более рассудительных собратьев, сизых и озерных чаек, крачки отличались большей непоседливостью. Чем-то эти неугомонные птицы походили на озорных, но смышленых мальчишек, которые хоть и казались непослушными, но всегда были готовы на большую искреннюю дружбу.

С крачками я подружилась почти сразу. Лодка осторожно подошла к каменистому островку, я выбралась на берег и тут же встретила воинственные отряды небольших сереньких птиц. Птицы взмывали вверх, пикировали на незнакомца и угрожающе кричали. Наиболее отважные защитники острова выходили из атаки лишь у самой моей головы, и я не на шутку задумалась, как восстановить нарушенный мир.

Я присела на корточки, достала из сумки несколько небольших рыбешек и предложила их рассерженным птицам. И тут же воинственные крики птиц, которые звучали примерно как «кикикья-я-я» или «кирррья-я-я», сменились на примирительное «ки-кики». А через полминуты мои будущие друзья уже сидели неподалеку на камнях и с удовольствием проглатывали подношения.

Дни шли за днями. Мои визиты на остров повторялись все чаще и чаще, «переговоры» с каждым разом проходили все спокойнее и спокойнее, мои дары становились богаче. И теперь мне оставалось только «подписать» с птицами «совместное заявление», где отношения человека и обитателей острова именовались бы «самыми дружественными»...

Так постепенно каменистый островок посреди озера стал принадлежать и мне. Я получила почти неограниченное право свободно передвигаться среди гранитных валунов, ловить рыбу рядом с гнездами крачек, и даже осматривать эти гнезда, и проводить несложные беседы с желторотыми птенцами.

Птенцы крачек уже умели выбираться из гнезд, совершали небольшие путешествия среди камней и встречали родителей на границе песчаной отмели.

Когда мимо островка проходил пароходик и большая крутая волна, шипя, приближалась к отмели, птенцы смешно сутулились, опускали носы и быстро-быстро улепетывали подальше от опасности. Когда волна откатывалась назад, малыши снова ковыляли к воде и снова принимались верещать, вызывая родителей.

Если родители не сразу откликались на просьбы проголодавшихся детей, я вооружалась удочкой, вылавливала несколько маленьких рыбешек и обходила кричащую детвору. Увидев у меня в руках угощение, птенцы настораживались и умолкали. Но вот угощение оканчивалось, и малыши снова поднимали крик, требуя пищу, но уже не у родителей, а у меня.

Мою заботу о малышах взрослые крачки принимали как должное, и порой какая-нибудь запоздавшая мамаша спокойно дожидалась, когда я кончу кормить ее ребенка, и только потом направлялась к своему сыну или дочке. Но, несмотря на всю искренность наших отношений, мое присутствие на острове было ограничено одним строгим правилом: я не имела права поднимать над головой руки.

Стоило мне в разговоре с птенцом подняться во весь рост, да еще показать ему пальцем, где находятся в данный момент его родители, как все взрослые обитатели острова тут же неслись к своему дому и поднимали истошный крик, который я переводила для себя такими словами: «Что за безобразие! Прекратите ваши выходки! Или убирайтесь!»

Объяснить, почему такой невинный жест вызывал ярость моих добрых друзей, я не могла, как не могла вначале объяснить внезапную тревогу и спешный отлет всех взрослых птиц в неизвестном направлении...

Перед «тревогами» на острове обычно не происходило никаких заметных событий. Так же светило солнце, дул тот же самый ветер, на горизонте не было ни туч, ни ястреба, но птицы вдруг принимались кричать «иирррья, кирррья», срывались с насиженных мест и суматошной стаей неслись за большие острова.

Казалось, крачки куда-то просто сбежали, бросив своих птенцов. Тогда единственным защитником острова оставалась я. Я ждала близкого нашествия врагов, готова была мужественно защищать каменистый клочок суши от любых завоевателей, называла сбежавших птиц трусами, но жизнь на острове по-прежнему оставалась тихой и безмятежной.

Проходило 10—15 минут, и «сбежавшие» было птицы медленно и чуть устало возвращались обратно. И нередко они возвращались с богатой добычей...

Как-то, услышав сигналы очередной «тревоги», я не вытерпела и отправилась следом за крачками на лодке. Вскоре я оказалась около большого и мелкого залива и увидела там своих знакомых птиц. Чем занимались крачки в заливе, я в тот раз не узнала — крачки уже собирались в обратный путь к островку. И когда они улетели, на берегу залива я устроила наблюдательный пункт.

Залив, заросший травой, граничил с темной таинственной глубиной. Там, на глубине, жили окуни. Они время от времени появлялись в заливе и наводили ужас на мелких рыбешек, населявших подводные заросли...

Окуни всегда появлялись вдруг, бушевали в заливе одну-две минуты и снова надолго исчезали. Когда окуни начинали в заливе свою шумную охоту, вода кипела от окуневых хвостов, в разные стороны бросались стайки плотвичек, чавкали прожорливые пасти, испуганные рыбешки вылетали из воды и неосмотрительно падали на листья кувшинок... И вот тут-то на рыбешек, вылетевших из воды, и нападали новые охотники — крачки.

Ничего мудреного не было в том, что окуни помогали им ловить рыбу, а крачки умели пользоваться «услугой» хищных рыб — такие совместные охоты у животных бывают, но... Вот это «но» и заставляет меня задумываться и сейчас: откуда птицы могли знать тот момент, когда окуни появлялись в заливе?

Совместная охота крачек и окуней всегда была недолгой. Окуни снова исчезали в глубине, придерживаясь своего собственного «распорядка дня». Этот «распорядок» никогда не согласовывался с крачками, но птицы тем не менее ни разу не опаздывали к началу окуневой охоты. Крачки всегда появлялись в заливе за две-три минуты до выхода окуней из глубины, молча дожидались начала охоты и с криком бросались на добычу...

Сначала я хотела отыскать среди крачек такую птицу, которая дежурила бы у залива и вовремя подавала бы сигнал к началу охоты. Но такого наблюдателя среди крачек я не обнаружила.

Попробовала отыскать возле залива какого-нибудь другого «наблюдателя», допустим чайку или ворону, которые тоже не прочь полакомиться рыбешкой. Может быть, именно эти птицы первыми обнаруживали окуневые отряды и как-то извещали о близкой охоте моих крачек? Я просиживала на берегу залива часами, изучила всех его обитателей и гостей, но так ничего и не установила.

Я возвращалась вслед за удачными охотниками на остров, мучилась в догадках, не находила никаких ответов и готова уже была поднять вверх руки в знак капитуляции перед той загадкой, которую задали мне неугомонные птицы, но тут же вспоминала, что поднимать руки мне категорически запрещалось — ведь поднятые над головой руки крачки никогда не соглашались принять как знак смирения и покорности.