Пернатые гости синицы

Дня три, не умолкая, хозяйничал ветер. Он ревел и выл у дверей и под окнами, и за его ревом и воем ничего не было слышно. Но вот ветер стихи за окном появились радостные желтогрудые синицы. Одновременно с их появлением из коридора послышался хотя и негромкий, но настойчивый шорох.

Я насторожилась.

В коридоре по стене были развешаны разные корзиночки и мешочки, где хранились и хлеб, и сухая рыба, и ягоды, и всякие другие съестные припасы...И вот как раз там, где был мой продовольственный склад, и раздался подозрительный тихий шорох.

Кто это? Мыши? Нет, они вроде бы забыли дорогу к моим запасам, ведь здесь кот. Да и не могли мыши устроить набег среди бела дня — обычно они отправляются на промысел ночью. Подозрительный шорох больше не повторялся. Я забыла о нем, занялась своими делами, но только собралась развести в печи огонь, как снова за дверью кто-то негромко завозился.

Я хотела тут же выйти и узнать, кто хозяйничает в коридоре. Но только сделала шаг к двери, как шорохи и возня прекратились.

Нет, это все-таки не мыши — мыши так осторожно не скребутся.

Другой раз какой-нибудь наглый мышонок возится в углу до тех пор, пока не подойдешь к нему вплотную.

А может быть, это пожаловали крысы? Но для крыс таинственный воришка работал слишком тихо. Да к тому же о крысином набеге я узнала бы заранее.

Дело в том, что мой пес относился к крысам с необъяснимой ненавистью. Во время прогулок по берегу озера мой четвероногий друг мог не заметить свежие следы ондатры, мог оставить без внимания свежие наброды водяной крысы, но стоило у кого-нибудь в подполье появиться обыкновенной серой крысе, как собака уже вертелась около того дома, куда наведался прожорливый зверек. Поэтому о любом, даже самом тайном крысином набеге мне было бы давно известно.

Но кто же все-таки пожаловал ко мне в коридор? Я стояла у самой двери, не шевелилась и почти не дышала, чтобы не спугнуть воришку до поры до времени. Рукой я держалась за дверную скобу, чтобы тут же открыть дверь и застать разбойника врасплох. Но было тихо. И тогда я стала вспоминать некоторых разбойников и грабителей, которые порой допекали меня и мою собаку куда сильней, чем мыши и крысы.

Припомнилось мне, как каждый день утром у меня под окном летали синицы и я выносила собаке завтрак, ставила миску около будки, возвращалась домой и из окна следила за происходящим...Едва только у собачьей будки появлялась миска с завтраком, так тут же откуда-то прибывали сороки.

Я могла вынести завтрак в восемь, в девять часов, могла появиться с миской в руках лишь в половине двенадцатого — все равно: сороки тут же рассаживались по забору и, нетерпеливо покачивая своими проворными хвостами, дожидались, когда я скроюсь за дверью. И только я уходила, эти надоедливые птицы принимались изводить пса.

Избавиться от сорок без посторонней помощи собака не могла — сороки были везде. Они сидели на собачьей будке, поленнице дров, заборе и на снегу в непосредственной близости от миски, носились взад и вперед, мелькали, трясли хвостами, размахивали крыльями, верещали, и от всего этого у собаки, наверное, кружилась голова.

Она давно знала, что обращать внимания на сорок не следует, ибо их поведение и было рассчитано на то, чтобы отвлечь ее от миски, и в это время поживиться за чужой счет.

Правда, эта наука пришла к моему четвероногому другу не сразу — до этого он долго и мучительно учился на ошибках и досадных потерях, но зато теперь, когда все хитрости сорок были ему хорошо известны, он знал, что поднимать голову от миски нельзя. Ну, а если уж сороки слишком доводили, тогда собака позволяла себе коротко рыкнуть сквозь зубы.

И все-таки настырным птицам удавалось вывести собаку из себя и в это время что-нибудь утащить. Правда, небольшого кусочка, стянутого во время суматохи, сорокам явно не хватало, и они, изводя пса, всякий раз дожидались главного пиршества, когда он, все-таки устав от наглых птиц, в сердцах оставлял миску и, не окончив завтрака, прятался в будке. Вот тут-то у сорок и начиналась великая пожива.

Не отставали от сорок и их серые собратья — вороны. Правда, воронам по характеру было не положено бесноваться, как сорокам, они пользовались иным, но не менее успешным приемом — как только пес получал свой завтрак, вороны начинали открытую «психическую» атаку.

Одна за другой вороны спрыгивали с забора, окружали собаку и боком-боком надвигались на миску с завтраком.

Прыжок — остановка, прыжок — снова остановка... Прыгнув вперед сантиметров на двадцать, ворона замирала на месте. Пес приподнимал голову, косился на птицу и, конечно, ожидал, что сейчас его враг испугается злого взгляда и отступит.

Но не тут-то было. Как раз в тот момент, когда собака собиралась ее напугать, ворона высоко поднимала голову, выпячивала грудь, вытягивала вперед свой нос и хотя и издали, но уверенно заглядывала в желанную миску. От неожиданности собака терялась и только глубже опускала в миску морду.

Еще один прыжок вороны, еще одна психическая атака — и собака еще ниже опускает голову в миску, защищая ее содержимое от грабителя.

Но до каких же пор трепать нервы! Можно ли каждый день вместо завтрака заводить войну с противными воронами? И если я не выходила и не разгоняла птиц, собака обычно наспех проглатывала подвернувшийся кусок и поспешно убиралась в будку, уступая свое место воронам. И надо сказать, воронам около собачьей миски везло больше, чем сорокам.

Бывало, что сороки и вороны устраивали набеги и на мое хозяйство. Но такое случалось очень редко, когда я забывала на крыльце котелок с ухой, чугунок с кашей или ломоть хлеба. Но забраться в помещение, заглянуть в коридор ни сороки, ни даже вороны никогда не отваживались. Любое помещение, имевшее крышу, пугало их, поэтому я и не думала, что к моей двери подобрались эти птицы.

Но кто же все-таки там? И тут за дверью, будто желая ответить на мой вопрос, снова раздался уже знакомый мне тихий шорох. Я быстро распахнула дверь — и никого не увидела. Я осмотрела все корзиночки и мешочки, проверила все свои запасы и обнаружила, что один мешочек, где хранилось сало, с угла немного порван.

Других следов воришка не оставил... Я пожала плечами, вернулась в комнату и снова услышала в коридоре негромкую возню. Я быстро открыла дверь и опять никого не отыскала. Минуты через три все повторилось сначала.

И когда я уже собиралась сказать себе, что все это мне просто почудилось, под самым потолком в углу коридора я увидела что-то желтенькое. Я взяла фонарь и посветила туда, где заметила своего странного воришку.

Под потолком на большом кованом гвозде сидела и с любопытством поглядывала на меня самая обыкновенная желтогрудая синичка. Нет, она не собиралась спасаться от меня, защищаться или пугаться — она сидела и спокойно смотрела на человека, прервавшего ее обед.

Мне стало неловко. Я ушла в комнату, тихо закрыла за собой дверь и оставила свою неожиданную гостью оканчивать трапезу.

Весь день до самого вечера из коридора доносились шорохи и порхания. Такие же звуки появились утром следующего дня. На этот раз я обнаружила, что ко мне в гости явилась уже не одна, а две синички.

Боясь, что за этими гостями дорогу к моим запасам узнают все живущие поблизости синицы, я убрала в большой ящик и сало, и масло, и даже мясо, прикрыла их как следует, а сверху на ящике устроила для синиц кормушку, куда каждый день приносила что-нибудь вкусное.

Мои подношения птицы принимали, видимо, с большим удовольствием. С каждым днем они все спокойней встречали меня. Теперь синицы не только дневали и ночевали в коридоре, но и садились на мою шапку и даже брали у меня из рук лакомые кусочки.

Иногда мне казалось, что эти птицы забыли дорогу на улицу. Но когда пригревало солнце, синицы по каким-то тайным ходам выбирались из коридора и, весело попискивая, прыгали на крыльце, а ночевать по тем же тайным ходам возвращались в коридор.

В те дни, когда за окном не выла метель, уже в темноте я не раз слышала за дверью тихий шорох и знала, что это одна из птичек проснулась и перебралась с одного места на другое.