Поездка на целинные земли Казахстана
Трудно выразить словами чувство, охватывающее вас, когда впервые в жизни вы попадаете на целинные земли Казахстана. Вас осаждают тысячи впечатлений, покоряет очарование беспредельных просторов. И восхищает ритм героического труда. Обо всем этом можно написать целые тома.
В Павлодарский район я прибыла поздним вечером. И хотя усталость свалила меня в постель, на другое утро я встала с петухами — хотелось увидеть восход солнца.
Вообразите себе, что вы стоите на берегу моря и смотрите вдаль — туда, где рождается первый робкий луч света. Вокруг, насколько хватает глаз — ни одного корабля, ни единой движущейся точки. Где-то далеко-далеко небо смыкается с голубой водой и между ними почти невозможно провести четкой грани.
А теперь представьте себе, что вместо моря перед вами бескрайнее, ровное пастбище — ни бугорка, ни точки в движении. Нежная зелень, едва колеблемая ветром, то и дело меняет оттенки. На горизонте она становится почти голубой, как бы полностью сливаясь с лазурью неба.
Проходит одна минута, и две, и три... Небосклон вспыхивает все ярче. Где-то между небом и землей возникает язычок огня — как бы щепка от огненного колеса солнца. Медленно, торжественно встает огромное и яркое солнце. Половина диска уже улыбается траве, полевым ирисам и колокольчикам.
Потом, как это ни странно, солнце меняет свои очертания, суживается в середине, верхушка раздается вширь, и кажется, что это уже не одно солнце, а два. Никогда еще я не наблюдала такого восхода. Но вот солнце встало во весь рост, во всем своем великолепии, на пороге неба, обрело свои прежние очертания — и в путь!
Возвращалась я по новой улице села — Молдавской. В высоких домах с широкими окнами и шиферными кровлями живут молдаване, прибывшие на целинные земли. Все здесь ново — и дома, и жители. Во дворах скворцы задают утренние концерты. Непонятно, откуда они, где их гнезда — я не вижу деревьев.
Впрочем, нет, перед каждым домом заботливыми жильцами посажены карликовые яблони сорта Китайка, вишни и декоративные деревья. Село возникло здесь в степи, на голом пустынном месте.
Но могут ли селиться птицы на только что посаженных деревцах? Я вскоре разгадала секрет тут, собственно, и нет никакого секрета!: ребята ставят скворечники на высоких шестах. И — что значит детская изобретательность! — чтобы привлечь птиц, они прикрепили к шестам использованные новогодние елки. Елки, конечно, увяли, но крылатые гости не сетуют на ребят за их, нехитрые подделки.
Навстречу мне вышел мальчуган в шапке, надвинутой на глаза. В руке он держал две удочки.
— Куда спозаранку? — спросила я его.
— На рыбалку, — ответил мальчуган. — На Иртыш.
Я и прежде знала, что Иртыш очень богат рыбой. А так как сама я — страстный рыболов, то немедля решила, что моя дорога — туда же.
— Как тебя звать? — спросила я.
— Федей.
— Послушай, Федя, — сказала я, — возьми меня с собой!
— Отчего же нет? Рыбы в Иртыше хватит и на двоих!
Мне стало ясно, что Федя — парень неглупый. Вышагивая к реке, я узнала, что он молдаванин из Бельцкого района. В прошлом году приехал с родителями на целинные земли, и теперь ему знакомы все извилины и рукава реки, где ловятся стерлядь и щука.
До Иртыша оставалось еще с километр пути. По обе стороны дороги тянулись посевы пшеницы и ячменя. Федя, как специалист по сельскому хозяйству, давал мне объяснения, как экскурсантке: дескать, потому-то и потому-то будет нынче хороший урожай. Вдруг мне почудилось, будто на горизонте возникла голубая полоса реки, за которой тянулись рощи.
— Неужто так далеко до Иртыша? — удивилась я, кивая в ту сторону.
— То, что вы видите, — не голубая река, — ответил Федя.
И в самом деле, это была не река. По мере того, как мы двигались, голубая полоса то и дело меняла свое место, на горизонте возникали все новые реки и озера с десятками зеленых островков.
Федя едва пошел в третий класс и, понятно, не мог дать объяснения этому зрелищу. Позже я узнала, что это странное явление сродни миражу: горячие лучи казахстанского солнца преломляются в поднимающихся из земли водяных парах, и таким образом возникает ложное изображение реки или озера.
Когда мы вышли на берег Иртышского рукава, Федя отдал мне удочки и коробку с червями.
А ты куда? — крикнула я, видя, что он торопливо шагает вниз по откосу.
— Иду забирать рыбу! — ответил он и исчез. «Какая рыба? — подумала я. — Наверное, тут у него поблизости сеть или верши...».
Вода в Иртыше была еще холодна, на живца клевала только мелкая рыбка — лещ, плотичка. Я успела уже поймать несколько рыб, а Федя все не возвращался. Слышался только его свист да пронзительные крики чаек, беспорядочно носившихся над ивовыми кустами.
Но вот наконец мой Федя вернулся с рыбой: в руках он держал веревочку, на которой висело несколько щук.
— Где ты их поймал, Федя?
Федя словно и не заметил моего изумления. Он ответил мне так, будто в его рыболовстве не было ничего необыкновенного.
— Отобрал у чаек. Еще там осталось несколько, наполовину съеденных. Вот и у этой, смотрите, нет уже головы...
И Федя рассказал мне, как он ловит щук. С вечера бросает в воду куски хлеба или макуху с отравой. Оглушенные щуки плавают на поверхности воды. Чайки хватают их и уносят в поля на целинные земли, но Федя не дает им спокойно завтракать. Со свистом и криками набрасывается он на птиц, и они оставляют ему добычу.
Я объяснила мальчугану, что он поступает по-варварски и нарушает закон. И Федя обещал никогда больше не бросать в реку яд.
— Я это делал просто так — для забавы, у нас ведь рыбы вдосталь. Отец, всякий раз, как забрасывает сеть или невод, приносит рыбы пуда два. Да и я с удочкой могу наловить ее хоть целый пуд...
Увы, комментариев пока нет. Станьте первым!