Тобик задиристый хозяин дома

Дом, где я остановилась, а также двор, огород с покосившимся забором, небольшой палисадничек и часть улицы перед домом принадлежали дворовому псу Тобику. И принадлежали по праву — уж такой был у собак закон: все, что принадлежит хозяину, принадлежит и им.

Но улицей перед домом хозяин дома владел незаконно — задиристый и честолюбивый пес Тобик просто присвоил себе небольшую лужайку около проезжей дороги и часть дороги вдоль своего дома. И теперь каждая собака, идущая мимо, обязана была спрашивать у Тобика разрешение на транзит.

Выдача пропусков на беспрепятственное движение по дороге обычно проходила с точностью давно надоевшей, но необходимой процедуры. И следил за соблюдением всех формальностей, конечно, сам Тобик.

Обычно он лежал под окном дома и, чуть отвалившись к стене, вроде бы и лениво и даже безразлично, но достаточно внимательно следил за тем, что делается вокруг. И стоило любому псу оказаться в непосредственной близости от его, Тобика, владений, как хозяин дома поднимался и, потягиваясь, словно ночной сторож, которого разбудили по какому-то пустяку, направлялся к незваному гостю требовать объяснения...

Разрешение на транзит собаки помельче и послабей получали сравнительно просто — достаточно было им немного полебезить, как сердце Тобика оттаивало и он возвращался на свое место под окном, пропуская мимо собачонку, которая только что трусливо повиляла хвостом. А собачонка, получившая разрешение следовать дальше, все так же пригибалась к земле, все так же приседала на полусогнутых лапах, глубоко поджимала под себя хвост и, заискивающе поглядывая в сторону благодушного Тобика, боком-боком убиралась с чужой территории.

Несколько сложней проходили встречи с собаками, равными Тобику по росту и силе.

Во-первых, они не собирались трусливо поджимать хвосты и угодливо ползать перед самозваным хозяином дороги — они чувствовали свою силу и знали, что в любой момент могут клыками отстоять право на беспрепятственное передвижение по деревенской улице, даже если ее часть принадлежит другой собаке.

А во-вторых, почему эта часть улицы принадлежит какому-то там Тобику? И частенько встреча равных по силе собак заканчивалась воинственной стычкой, после которой прибывшему противнику либо удавалось пройти по дороге, либо он все-таки отступал.

Когда противник оказывал значительное сопротивление и Тобик вынужден был отступить, он делал это урча и хрипя, тайно надеясь, что его враг все-таки подожмет хвост и убежит. Но враг не убегал. Тогда хозяин дома прятался во дворе и переживал случившееся...

Ну и ладно, пусть сейчас пришлось отступить, но в другой раз он задаст нахалу трепку. И действительно, задиристый и наглый Тобик хорошо помнил своих врагов и даже искал случая отомстить им за свои недавние поражения.

Память у Тобика была преотличной: он помнил и противников, равных ему по силе, и тех собак, которые задавали ему трепку. После нее он долго не высовывался на улицу, отдав свои владения в полное пользование всего четвероногого общества.

Но проходило время — и на дороге под окнами вновь появлялся Тобик. По-прежнему задиристый и наглый, он снова принимался устраивать проверки на «лояльность» каждой бредущей мимо собаке. Но стоило в конце деревни показаться тому самому псу, который недавно оттрепал нашего героя, как Тобик тут же исчезал во дворе.

Обычно он отсиживался за поленницей дров. Там, под сараем, у него была вырыта небольшая нора, куда он и забирался в случае опасности. Оттуда его не могла достать ни одна даже самая грозная и ловкая деревенская собака.

Но с некоторых пор Тобик вдруг изменил своей привычке отсиживаться в норе. Случилось это, когда на дворе появилась еще одна собака, повыше и посильнее Тобика. Это была моя собака — Буран.

Тобик принял Бурана довольно странно. Задиристый и несговорчивый пес, который так стремился к обширным аннексиям чужих территорий, вдруг ни с того ни с сего без возражений согласился с такой необходимостью поделить принадлежавшую ему землю с новым жильцом. И Тобик тут же, после короткого обнюхивания и сдержанного повиливания хвостом, завязал с Бураном самые дружественные отношения.

Тобик не возразил, когда в его миску я налила для Бурана еду. Не возразил он и против того, что Буран, когда наступило время его вечерней прогулки, тщательно исследовал все углы дома и даже полежал на том самом месте, откуда хозяин дома каждый день строго присматривал за деревенской улицей. Сначала такое поведение казалось непонятным. Но, видимо, Тобик, понаторевший в различных уличных инцидентах, умел разбираться, у кого сила и власть, а потому и не возражал против поведения Бурана.

Однако если бы Тобик только побаивался Бурана, разве принял бы он так близко к сердцу тяжелую рану своего нового друга?

Буран поранил в лесу лапу, поранил глубоко. Лапу пришлось забинтовать, а Бурана перевести на время с улицы в сарай. Хромая и стараясь лизнуть языком промокшую от крови повязку, Буран доковылял до сарая и тяжело опустился на теплую подстилку. Я принесла ему молока, закрыла дверь сарая и пошла домой. Но не успела снять с себя куртку, как с улицы донесся странный собачий вой... Вой повторился. Я вышла во двор и увидел Тобика.

Он сидел у двери сарая и, задрав высоко вверх голову, протяжно и горько выл. Чтобы успокоить тоскующего пса, я открыла дверь сарая. Тобик подошел к лежащему на сене Бурану и очень осторожно обнюхал забинтованную лапу. Немного постояв, он без просьб и приказов покинул сарай. Я закрыла дверь. А Тобик выбрал себе место посуше и, покрутившись на нем, улегся под самой дверью сарая.

Так и пролежал он под дверью, пока у Бурана заживала лапа. На это время уличные склоки и стычки были забыты. А когда Буран поправился, Тобик снова взял под контроль деревенскую улицу. Я не раз наблюдала, как в случае опасности хозяин дома несся уже не в свою нору, а к будке, где жил Буран, и прятался за его спиной.

Бывало, что следом за Тобиком во двор врывался и разъяренный враг, и тут-то свирепого пса всегда встречал Буран. Буран грозно рыкал, обнажал клыки, и разгорячившийся преследователь сразу же остывал и отходил в сторону. Теперь, занимая сторожевой пост, Тобик не только следил за деревенской улицей, но и ждал приключений.

Небольших, низкорослых собак он не замечал, и они, приняв положенный извинительный вид, быстро проскальзывали мимо. Не обращал он внимания и на собак ровню — отделывался лишь негромким формальным рыком в сторону «транзитного пассажира». Но тут же преображался и становился задиристым и злым, когда неподалеку показывался грозный пес, давнишний и постоянный враг.

Тогда Тобик вскакивал с места, рвал задними лапами землю и далеко разбрасывал ее в стороны, урчал, рычал, хрипел, топорщил на холке шерсть и скалил клыки — словом, вел себя настолько вызывающе, что в конце концов все-таки обращал на себя внимание врага. И тот издавал глухой и страшный рык, поворачивал в сторону дома и, обнажив клыки, начинал надвигаться на негодного пса...

Тобик, конечно, замечал это, но, видимо, не горел желанием рвануться вперед и принять бой на встречных курсах. По-прежнему продолжая рычать и хрипеть, он незаметно отступал к калитке. И вот, когда грозный враг был настолько близко, что Тобику оставалось лишь трусливо поджать хвост и броситься в нору, хитрый пес громко и призывно взвизгивал.

При таком неожиданном звуке можно было подумать, что с собакой случилось что-то неладное. Этот провокационный визг мой откровенный Буран, наверное, воспринимал как сигнал беды, на который настоящий друг должен был тут же явиться.

Громадным прыжком Буран оказывался между псом-провокатором и выведенной из себя грозной собакой. Удар грудью — и собака-враг летела на землю. И не дай бог этой собаке поспешно подняться с земли да еще обнажить в ответ клыки — тогда тут же следовала еще одна атака моего пса, и противник снова лежал на земле, но теперь над ним висели готовые к бою клыки Бурана.

И противник, конечно, сдавался и молча принимал безоговорочную капитуляцию, не отвечая даже на укусы Тобика, который, вопреки всем собачьим законам, запрещавшим наносить поверженному собрату новые удары, исподтишка хватал своего врага то за хвост, то за заднюю лапу...

Постепенно, после трех-четырех подобных провокаций, хозяин дома с помощью Бурана, который не очень, видимо, вникал в суть дела, стал не только признанным хозяином улицы около дома, но и расширил свои владения за счет ничейных или соседних территорий…

Задиристый и честолюбивый пес был счастлив, но одно обстоятельство, как мне казалось, все же омрачало жизнь Тобика — теперь он не мог, как прежде, преспокойно разгуливать по деревне. Непорядочного пса за каждым углом ждали обозленные собаки. Частенько я наблюдала, как эти собаки скалили клыки и зло урчали, и с тяжелым сердцем представляла, какая незавидная жизнь будет у пса-провокатора, когда мы с Бураном покинем деревню.