Наше стадо коров

Встречая в летний зной стадо коров с пастухом думаешь, что какая легкая может быть работа у пастуха, сплошной отдых на свежем воздухе. Ведь стадо за все то время, пока он отдыхал под кроной дерева, никуда не ушло, ни одна корова не сбежала.

Но такое послушное стадо бывает только у очень терпеливых пастухов. Над ним пастухи уже достаточно потрудились, чтобы могло обходиться стадо без пастуха, а сами пастухи теперь получили право часа два в день спокойно отдохнуть.

А до этого? До этого вообще никакого стада не существовало — были только бычки, телушки или коровы, покладистые и вздорные, тихие и бодливые, сговорчивые и упрямые. И вот их-то и приходилось пастухам очень долго изучать, присматриваться к их склонностям, привычкам, знакомить бычков, телушек, коров между собой. И только потом пастух мог сказать, что наконец он пасет настоящее стадо...

Первый раз пасти бычков я отправилась верхом на лошади. Сначала я хотела пойти пешком, но мой наставник пастух, у которого я ходила в подпасках, посоветовал мне «не дурить» и не слезать с коня, так как в тот день нам и предстояло первое знакомство с нашими подопечными.

Ими были бычки двухлетки, существа ужасно самонадеянные и уже достаточно сильные для того, чтобы доказать соседу свою правоту крепкими бычьими рогами. И вот этих резвых быков юношей мы и повели первый раз пастись.

Только открылась дверь скотного двора и только на улице показались первые бычки, как мы уже почти определили, кто будут наши враги, а кто — друзья.

В любом, даже самом маленьком стаде всегда найдется несколько бычков, коров или телушек, которые вначале никак не желают иметь дело ни с пастухом, ни друг с другом, — эти слишком самостоятельные животные признают только себя. Вот таких неуемных животных мы и причислили к своим главным врагам.

Ладно, если бы они одни убегали в лес, одни отказывались бы подчиняться пастухам, подумаешь пяток взбалмошных животных: мол, образумятся — нагуляются по лесу, придут и станут шелковыми. Но вот беда: они были ужасно властолюбивыми и хотели, чтобы все стадо коров вело себя так же, как они...

И это тоже не было бы бедой, если бы все остальное стадо не обращало на них внимания, но у этих непокорных животных тут же находились многочисленные почитатели, которые с вожделением смотрели на выбранного кумира и могли идти за ним хоть в воду, хоть в лес.

Выборы кумира, а точнее, распределение почитателей среди наших врагов проходило чуть ли не в первые же минуты первого выгона.

...Вот стадо покинуло скотный двор, вот при беглом осмотре подопечных мы сразу же отыскали своих будущих врагов, вот они разошлись в стороны друг от друга, а следом за ними все наше стадо разделилось на отдельные группы по числу животных-предводителей. И эти группы животных, не обращая внимания ни друг на друга, ни на окрики пастухов, ни на лай собак, ни на выстрелы кнута, побрели каждая в свою сторону. Вот тут-то обычно и начиналась у пастухов та самая «веселая жизнь», о которой люди даже не догадываются.

Стадо коров, распавшееся на пять, шесть, семь, а то и десять отдельных и независимых отрядов, на рысях устремляется в разные стороны — и пастух мечется между ними, чтобы предотвратить побег в первый же день, а то уйдут, узнают дорогу в лес, и тогда каждый день придется носиться по лесу и разыскивать загулявших бычков.

Наконец с большим трудом удалось остановить бродяжные отряды, собрать их на одном лугу у озера. И теперь нам предстояла тонкая, деликатная работа — познакомить предводителей отдельных групп между собой.

Но как это сделать? Свести двух упрямых бычков и приказать им уважать друг друга? Взбалмощные бычки предводители тут же бросились бы друг на друга, и помирить их вряд ли бы удалось. Бычки не паслись бы, а только и следили за противником и поджидали такой момент, когда можно будет изловчиться и поддеть собрата на рога.

Нет, ни наши окрики, ни злые пастушьи собаки, ни щелчки и выстрелы кнута не годились, чтобы познакомить бычков друг с другом. Только потом, когда стадо станет единым, можно будет попугать его кнутом или собаками. А сейчас от нас требовалась исключительная дипломатия, чтобы добиться хотя бы робких контактов между соперниками.

Собрав отдельные независимые отряды на одном лугу и зорко следя за попытками каждого из них незаметно удалиться в кусты, мы одновременно присматривались к своим главным врагам, пытаясь отыскать пару, которая раньше других заключила бы между собой если не «договор о дружбе и сотрудничестве», то хотя бы «пакт о ненападении».

И такая пара была найдена. Один пестрый, с большим черным пятном на левом боку, довольно-таки спокойный, хотя и сильный бычок вот уже второй день не особенно возражал, что другой бычок черной масти находится поблизости со своим отрядом. Даже больше: почитатели бычка темной масти не так уж редко подходили к отряду пестрого и, бывало, некоторое время даже паслись вместе.

И мы начали стараться свести эти два отряда.

Все чаще смешивались между собой их представители, все чаще сами предводители встречались друг с другом — и вот наконец наступил тот благословенный день, когда, стерев с лица пот рукавом запылившейся рубахи, мы могли сказать себе: «Все!»

На душе был праздник. Как же, ведь стадо коров начало рождаться, удалось объединить два отряда. Теперь они мирно пасутся вместе и попробуй, глядя на дружных бычков, восстановить их недавнюю шумную историю.

Смысл сведения двух отрядов в одну группу состоял в следующем. Два предводителя должны были привыкнуть друг к другу, присмотреться и «решить между собой», «кто займет» второе место.

Знакомство бычков предводителей, которое проходило по нашей инициативе, могло продолжаться порой очень долго. Иногда мы устраивали встречи, как нам казалось, удачные. Они проходили дружественно, отряды почти тут же объединялись, мы радовались, успокаивались и даже забывали следить за ними. И тогда вдруг узнавали, что из объединенного отряда вновь выделился прежний отряд и во главе со своим вождем, отказавшимся «играть вторую скрипку», исчез.

Бывало и так. Все до самого последнего момента шло хорошо — вот-вот должен был состояться «договор» об окончательном слиянии всех отрядов, но неожиданно договаривающиеся стороны приходили в ярость и устремлялись друг на друга с низко опущенными рогами...

К счастью, подобные ссоры мы умели остановить, и вскоре вояки успокаивались и незаметно для себя снова оказывались за «столом переговоров».

И в конце концов победу одерживали пастухи. Правда, давалась она нелегко. Но вот оно — стадо коров со своим единственным вожаком, со своими законами и порядками, единое «государство бычков двухлеток», приписанное к нашей деревне.

Но и в этом едином стаде тоже могли возникать кое-какие недоразумения. Например, кто-то из «первых заместителей» все еще помнил те времена, когда он, а никто другой определял место для пастьбы, что когда-то за ним шествовали многочисленные почитатели... Но о таких готовящихся недоразумениях мы обычно узнавали заранее и старались не допускать ни бунта, ни побега. И в этом деле нам всегда помогали наши собаки и лошади...

То, что собаки умеют пасти скот, я знала давно. Скоро мне стало известно, что пасти бычков помогает и лошадь: на лошади быстрей догонишь и завернешь обратно сбежавший отряд, на лошади легче следовать за стадом, когда перегоняешь его с места на место. Но вряд ли я бы поверила на слово, что лошадь сама, без пастуха, может пасти стадо, да еще не простое, а неуемное стадо бычков юношей. А сейчас я каждый день могу наблюдать, как кобыла, по имени Сорока, переданная мне лично, самостоятельно пасет стадо.

Пасти стадо Сорока начинала еще по пути на выгон. Обычно я замыкала шествие бычков на пастбище. Я ехала верхом и никогда особенно не следила за тем, чтобы бычки не отставали — это отлично делала Сорока.

Стоило какому-нибудь лентяю приостановиться, привстать или шагнуть чуть в сторону, как Сорока тут же оказывалась рядом и не очень сильно, но чувствительно кусала провинившегося. И бычок тут же торопился занять свое прежнее место в колонне.

На выгоне мы обычно слезали с лошадей и, закинув повод на седло, чтобы лошадь случайно не наступила на съехавший под копыто ремень и не оборвала его, отпускали своих помощников погулять по мягкой утренней траве. Но лошади не только паслись — они все время внимательно следили за стадом, и каждый провинившийся бычок тут же знакомился с крепкими зубами Сороки или Стрелки, другой нашей помощницы.

Откуда у лошадей взялась такая удивительная, а главное, настоящая пастушья страсть? Я лично никогда не занималась обучением Стрелки и Сороки. Не помнила я, чтобы этому ремеслу учил их и мой наставник, пожилой пастух. Да и сам он не помнил, чтобы кто другой преподавал Сороке и Стрелке пастушью науку. А может быть, у наших лошадей так же, как и у деревенских собак, вроде бы сама собой развилась способность во всем помогать своему хозяину?

Иногда пасти стадо коров помогает бык. Бык, а не бычок — большой и часто до опасного злой бык, какой-нибудь Подвиг или Алмаз.

К такому быку уже не подойдешь со Стрелкой или Сорокой. И бывает иногда, что пастух, прежде чем приблизиться к стаду, которое самолично пасет свирепый бык, ведет долгую и рискованную борьбу с этим Подвигом или Алмазом.

Стадо коров, которое пас Подвиг, состояло из семидесяти молодых телушек. Их и приписанного к ним быка было положено каждый день пасти в разных местах, чтобы лучше использовать пастбища, чтобы телушки с большим аппетитом ели и скорей прибавляли в весе. По вечерам мы тщательно обсуждали завтрашнюю работу, выбирали очередное пастбище для нашего стада, а утром пораньше направлялись к телушкам, чтобы повести их туда, куда было намечено. Но часто все наши намеченные маршруты разом перечеркивал своим глухим грозным ревом бык Подвиг.

Подвиг порой почему-то отказывался идти туда, куда хотели мы, кидался на нас, и мы спасались от него на елках и березах. И тогда мы сидели на деревьях, сумасбродный бык гнал телушек туда, куда желал сам. И ни одна телушка не смела ослушаться.

Если Сорока наказывала непослушных бычков зубами, то Подвиг пользовался для наказания провинившейся телушки исключительно рогами, причем делал он это с такой злостью, что мы, глядя издали на грозного быка, не раз опасались, как бы он и вправду не искалечил телушек.

Наши опасения были не напрасными. Частенько после наказания телушка долго прихрамывала или припадала на одну сторону, но больше уже не осмеливалась перечить своему предводителю. И к чести его надо сказать, что за все лето нам ни разу не пришлось искать в лесу сбежавших из стада телушек. Правда, и к стаду за все лето нам и близко не удалось подойти.

К осени у Подвига заболела нога. Он начал все сильнее хромать, и тогда мы перестали гонять его на пастбища. Мы поставили его на скотный двор и впервые самостоятельно погнали стадо коров пастись. И вот тут-то и оказалось, что после крутых мер, которые применял Подвиг, наши окрики, щелчки кнутами и даже лай собак совершенно не действуют на телушек. Они слишком быстро поняли, что считаться с пастухами необязательно, и каждый день стали устраивать коллективные побеги в лес.

Обычно из таких прогулок наши бродяги к вечеру возвращались. Но однажды прогулка телушек затянулась, и мне пришлось на ночь глядя идти в лес и при свете карманного фонарика разыскивать на лесных тропах следы сбежавших животных.

Следы телушек я вскоре нашла и уже было надеялась где-то рядом отыскать и беглянок, как из еловой чащи, ломая ветки, с ревом кинулся ко мне кто-то огромный и неукротимый.

В тот момент я не рассуждала, кто бы это мог быть. От неожиданного треска и рева я оторопела и только в самый последний момент успела отшатнуться за еловый ствол и включить электрический фонарик. Низко опустив рога и упрямо расставив передние ноги, в желтом пятне света стояла телушка.

Она будто взбесилась. Я позвала ее тем ласковым именем, которым обычно зовем телушек в стаде: «Тпрусень-тпрусень», но одичавшее всего за несколько часов домашнеее животное не желало так быстро сменить гнев на милость.

Тогда я повела лучом фонарика поверх кустов и увидела картину, которую можно было сравнить лишь с рисунками к рассказам о жизни диких бизонов. На небольшой полянке, сразу же за кустами, низко опустив рога в мою сторону, полукругом стояли наши беглянки.

...Еще долго пришлось мне уговаривать рассвирепевших телушек снова стать покладистыми животными, еще долго, выглядывая из-за спасительного ствола ели, я, как могла, нежно и ласково произносила: «Тпрусень-тпрусень-тпрусень...».

Наконец телушки немного успокоились и потихоньку собрались вокруг меня. Я протянула им свою руку, они по очереди посопели и поводили языком по моей вспотевшей ладони, и мы тронулись в обратный путь.

По дороге к дому я думала о том, как прочны у этих домашних животных дикие навыки. Даже сейчас, когда я иду следом и ласково разговариваю с ними, они при каждом подозрительном шорохе вздрагивают, останавливаются, низко опускают рога в сторону неожиданного звука и готовы с воинственным ревом броситься в атаку.

Одичать и с ревом броситься на явного или воображаемого врага наши телушки могли не только ночью в лесу. Это могло случиться и днем, если им под ноги попадался самый обыкновенный заяц, который почему-либо взял да и устроился передохнуть именно на том лугу, где паслись телушки.

О том, что телушки обнаружили зайца, я узнавала по неожиданному топоту. Топот нарастал, приближался, следом за ним раздавался хриплый вой и рев — и на опушку вырывалось обезумевшее стадо коров...

Высоко подняв хвост, так что его мохнатый кончик развевался сзади, как боевой вымпел на казацкой пике, безумно вытаращив глаза и отталкиваясь от земли сразу четырьмя ногами, телушка неслась за перепуганным зайчонком. Зайчонок петлял, кидался из стороны в сторону, перепрыгивал через кусты, а следом за ним, тоже петляя и кидаясь из стороны в сторону, с невероятной легкостью перепрыгивая через высоченные кусты, летело все наше стадо.

Это было страшное зрелище. Казалось, все дикое, что еще оставалось в животных с тех времен, когда могло обходиться стадо без пастуха, теперь взорвалось при встрече с неразумным зайчонком.

Заслышав издали топот обезумевшего стада и не дожидаясь, когда раздадутся вой и рев, я, хотя и не очень поспешно, поднималась с земли, подбирала сумку и на всякий случай почтительно отходила к березе, чтобы ненароком не оказаться на пути телушек, летевших за зайцем.

Что сделал плохого этот маленький серенький зайчишка большим, сильным животным? За что они хотели догнать и растоптать зверька? Но разве узнаешь это у телушек разве получишь от них ответ, если за всю свою жизнь они только и научились произносить не то «мы», не то «му».