Лесные волки со странным совпадением

Настала весна, зазеленел лес, зацвела черемуха. Уже две недели, как я приехала на реку Иман, в деревеньку Вербовку, и, по обыкновению, устроилась в знакомой семье Евченко.

Сделайте только так, чтобы спать можно было не дома, — попросила я хозяйку. — В клуне, как в прошлый раз, или в любом другом защищенном от дождя помещении.

Вот бабка и поселила меня в просторном, стоящем в саду сарайчике. Во второй половине дня, возвращаясь с экскурсии, я раскрывала дверь своего сарайчика настежь, располагалась поудобнее и не спеша обрабатывала там собранные мной материалы. Настежь оставалась открытой дверь и в течение всей ночи.

Когда наступали сумерки и в сарайчике становилось темно, я прекращала обрабатывать птиц и шла в комнаты. Там накрывался широкий стол, и вся семья Евченко садилась ужинать. После ужина я рассказывала друзьям о своих новостях, о том, что встретила и каких птиц собрала за день.

Конечно, мои рассказы мало интересовали деда и бабку, несравненно больше их занимал огород и другие хозяйственные вопросы. Но не могла же я не делиться ни с кем впечатлениями минувшего дня! Да, кроме того, эти беседы продолжались недолго. Ведь каждый спешил отдохнуть после трудового дня.

Однажды мы засиделись необычно долго. Старый дед разболтался. Он рассказывал о своем участии в русско-японской войне, вспоминал, как на берегу беспокойного Имана возникла деревенька Вербовка, где он поселился один из первых.

— Большие леса в то время покрывали эти места, — прищуривая глаза, задумчиво говорил дед. — На острове расчистил я небольшую поляну, посадил огород и поставил временную маленькую хатенку. Не до нее было в первое время — надо было о земле позаботиться. Вырубил я участок старого леса, долго корчевал пни, расчищал пашню. И что же вы думаете? Все понапрасну!

Столько труда вложили, и все прахом пошло: не знали мы в то время Имана. Первый год ничего прожили, урожай неплохой сняли. Потом пришла большая вода, смыла посевы, развалила постройку. И пришлось нам опять начинать все сначала. Перебрались мы на берег, опять вырубали лес, корчевали пни, строили хату... Да, трудные времена были тогда для новоселов.

Один рассказ деда незаметно связывался с другим, а время отсчитывало минуты.

— Зато для охотника в те времена благодать была, — продолжал дед: — изюбры, медведи и кабаны рядом с деревней водились. А когда вырубили и выжгли леса, они в сопки подались; реже стал крупный зверь попадаться.

— Может, и мало зверя стало, а все же на пасеке задрал медведь в прошлом году человека, — вмешалась в разговор бабка.

— Верно, задрал, — подхватил дед, — да и не только задрал, а всех с пасеки выжил. И во всем сам пасечник виноват. Встретил он в лесу медвежонка с медведицей и давай в них из ружья стрелять. Медведица убежала, а медвежонок свалился. Охотник на шею убитого зверя накинул ремень, волоком дотащил к пасеке, ободрал шкуру и на стену сарая сушить повесил.

По следу (охотник медвежонка тащил по земле) медведица, и явилась на пасеку. Дома оставались двое ребят, взрослая дочь хозяина и здоровый парень с соседней пасеки. Нашла медведица шкуру своего медвежонка и давай двери в хате ломать.

Перепуганные ребята выпрыгнули в окно, кинулись в стоявшую на берегу лодку, и река унесла их вниз по течению. Дочка забралась подполье, а парень схватил топор и пытался зарубить разъяренного зверя. Да только не удалось ему это.

Свалила его медведица и изломала все кости. На другой день умер парень в больнице. Потом несколько раз приходили медведи на пасеку, разбивали ульи и съедали мед. И пришлось бросить старое, насиженное место, перевести пасеку ближе к поселку. А вот волков в наших местах раньше не водилось вовсе, никто и не видел.

Потом, как лес порубили, лесные волки нередки стали, и с каждым годом их все больше и больше встречалось. В одно лето выводок в болоте за озером поселился и нашему колхозу много беды наделал: голов четырнадцать овец и телят эти волки за лето порезали. А сейчас поутихли, не видно стало разбойников.

— Не верится что-то, дедушка, — возразила я. — Мне кажется, лесные волки где-то у озера и сейчас продолжают держаться. Шла я как-то утром после дождя вдоль канавы, глядь — свежий волчий след от озера прямо к деревне идет.

— Не волк это. Наверное, собака, — опять вмешалась в разговор бабка, — большая такая, овчаркой, что ли, ее называют.

— А я думаю, не собака, а волк, — запротестовала я. — Не похож след на собачий: большой, но аккуратный такой, и прямо как у дикого зверя идет. Впрочем, спорить не стоит, поздно уже, спать давно пора. Я вышла из освещенных комнат и с карманным фонариком узкой тропинкой пошла к себе в сарайчик.

Но после трудного дня на этот раз почему-то не спалось в темную майскую ночь. Долго я ворочалась на постели, стараясь уснуть. После рассказов деда в голову лезла всякая всячина. Воскресали девственные леса, покрывавшие с полвека назад широкую долину Имана. Потом здесь народились, разрослись поселки, поредела тайга, и от беспокойного места ушли в сопки четвероногие обитатели лесные волки.

Но надо ж и уснуть наконец! Стараясь ни о чем не думать, плотнее завернулась я в одеяло. Прошло минут десять. Нет, мне положительно не спалось. Я оделась и вышла в сад.

Рядом в ночной тишине журчал, струился беспокойный Иман. Моросил мелкий дождь, невнятно шелестя листвой деревьев. Вдруг я услышала не совсем обычные звуки.

Казалось, что-то завозилось, хрустнуло; около нашего дома, где-то далеко, приглушенно, будто спросонья, крикнул гусь и замолк. Я насторожилась, прислушалась. Странные звуки не повторялись.

Не показалось ли это мне от бессонницы? Потом в хлеву негромко замычала корова. Петухи, известно, ночью поют, но почему ночью может мычать корова?

Долго я стояла в дверях, ожидая нового звука — разгадки. Но кругом было тихо. Новый порыв ветра принес с островов Имана пряный запах цветущей черемухи. Как-то сразу дождь усилился, и его шум стал ровным, однообразным и скучным.

Вероятно, скоро рассвет. Я подняла голову и посмотрела на чуть посветлевшее небо: на нем низко висели серые тучи. Погода испортилась, дождь, вероятно, зарядит теперь, как осенью. Потянуло ко сну. Не раздеваясь, я прилегла на кровать и, вероятно, вскоре уснула.

— Вы спите? — вдруг услышала я голос бабки. — Посмотрите, что волк нам наделал!Наскоро натянув сапоги, я через минуту была на месте ночного разбоя, где собралась вся семья Евченко.

В участке, высоко огороженном поперечными брусьями, лежала овца, вымазанная в крови и навозе. Грудь животного была разорвана. Из зияющей раны торчали осколки ребер.

— Вот хищник проклятый! — увидев меня, сказал дед. — Овцу не вытащил, так утащил гусыню, разбойник.

Я  быстро возвратилась к себе, сунула в ружье пару патронов картечи и, тщательно осматривая размокшую после дождя землю, пошла по волчьему следу.

Лесной зверь пересек дорогу, затем на задах соседнего дома среди кустарников съел большую часть гуся и пошел прямо к озеру. К сожалению, дождь вновь усилился, и следы вскоре исчезли. Когда я возвратилась домой, семья завтракала. Все мрачно молчали.

— Вот видите, беду какую дед накликал, — обратилась ко мне хозяйка. — Разве можно о волках зря болтать! Ведь весь вечер одно зарядил: волки да волки. Вот он в гости и пожаловал, да беды натворил.

«Какое странное совпадение! — думалось мне. — Надо же было деду вспомнить о волке в тот час, когда осторожный хищник, возможно, бродил вокруг дома, напряженно всматривался в темноту, с нетерпением ожидая, когда погаснут огни в окнах, когда угомонятся беспокойные люди».

Не хотелось возражать огорченной старухе, но жалко было и ни в чем не повинного деда.

— Верно, дед вчера о волках разболтался, — сказала я, — но только и двери на ночь закрывать надо, когда поблизости лесные волки в болоте бродят. Ведь я же говорила, что мне свежий волчий след не раз попадался.