Лесные звери рыси

Стоял конец ноября — наступали последние дни разрешенной охоты на козерогов. Охотник Мирон хотел использовать эти дни, чтобы перед концом сезона побывать на увлекательной горной охоте.

Рассвет только начинался, когда он с ружьем и двумя гончими собаками свернул в ущелье на северном склоне Кунгей-Алатоо. В полусумраке утренней зари смутно еще просматривались контуры хребтов, и в туманной дымке неясно обозначался еловый лес, который должен был пересечь Мирон, чтобы выйти к далеким скалам.

Выпавший накануне снег затруднял и без того нелегкий путь с крутым подъемом; охотник часто останавливался передохнуть, оглядеться.

На одной из таких остановок, когда лес был уже недалеко, он приметил, как с опушки промелькнули три силуэта каких-то зверей и скрылись в ельниках.

Досадуя, что предрассветная мгла помешала определить увиденных зверей, он решил уточнить это по следам и, взяв собак на сворку, быстро направился к лесной опушке. На месте, где были вспугнуты лесные звери, внимание Мирона привлекло выделявшееся на снегу темное пятно.

Внимательно присматриваясь, охотник решил, что это приземистый камень-валун, покрытый мхом и чуточку присыпанный снегом. Но спокойно шедшие на сворке собаки вдруг заволновались и резко стали рваться вперед. Невольно заторопился и охотник и чем ближе подходил к темному пятну, тем больше удивлялся.

Вместо предполагаемого камня на снегу лежала мертвая косуля.

Бок и плечо животного были растерзаны. Около туши валялись клочки серо-коричневой шерсти, и весь снег вокруг был истоптан круглыми, большими следами рысей.

— Эх, зверей-то каких стронул редких; целая семья хищников пировала здесь, а ведь и слуху не было, чтобы поблизости водились рыси. Наверное, пришлые, и уйдут теперь далеко, — рассуждал Мирон, рассматривая следы.

Собаки, обнюхивая тушу косули и окровавленный возле нее снег, истоптанный рысьими лапами, злобно щетинили шерсть и, до хрипоты натягивая ременную сворку, рвались на пахучую звериную тропу.

Мирон спустил собак. Обнюхав снежные ямки, оставленные лапами рысей, собаки сразу же ходко пошли по следу. Они долго не подавали голоса. Рысий след, нигде не расходясь в стороны, уходил напрямик в гущу леса.

Уже далеко позади своих псов остался охотник и наконец услышал, как заливистый лай азартного гона огласил утренний морозный воздух.

Гон то удалялся, то, нарастая, звенел поблизости. И тогда охотник останавливался, прислушивался.

Когда после длительного гона Мирон услышал громкий непрерывный лай, повторяющийся на одном месте, он понял, что собаки «посадили» зверя на дерево.

Маскируясь за елями, стараясь не спугнуть зверя, он подходил все ближе.

Рысь сидела на почти обнаженном суку ели не выше четырех метров от земли и, чувствуя себя недосягаемой, с любопытством смотрела на собак.

Опасаясь поднять ружье, открыто на виду, охотник зашел за дерево. Снег скрипнул под сапогом. Рысь мгновенно повернула голову. Мирон выстрелил. Сорвалась и глубоко завалилась в снег тяжелая туша зверя.

Собаки уже давно ждали этого момента и, подскочив к ненавистному врагу, крепко вцепились е него.

Спасая ценную шкуру, хозяин с трудом оторвал их. Через несколько дней в том же ущелье была добыта вторая рысь.

Третьего члена этой семьи Мирон не мог выследить. Зверь, почувствовав опасность, по-видимому, покинул ущелье, где происходила охота.

Так были разрознены и почти истреблены лесные звери рыси.