Большое счастье родиться охотником

Дед мой был пастухом и отличался большим умением играть на рожке. Как сейчас помню, рассвет только-только начинает брезжить, а по деревне идёт дедушка и выводит на рожке заунывную песню «В саду ягодка-малинка под закрытием росла…» Это он поднимает хозяек доить коров и готовить их к выгону.

Я часто просила бабушку разбудить меня на рассвете и, забравшись на чердак, из окна «светелки» следила за дедом, а вечером, когда он, пригнав стадо, приносил мне полный рожок ароматной земляники, долго уговаривала взять с собой в лес. Он отказывался: я была слишком мала для таких путешествий.

Но однажды я увязалась за бабушкой, отправлявшейся на «полдни», и пробыла в лесу до вечера. Дед показал мне гнездо дрозда, и вечером, вернувшись домой измученная, я начала считать дни, когда в гнезде должны появиться маленькие птенцы.

Так произошло моё первое знакомство с природой. Я загорелась жаждой ловить птиц. Целыми днями мастерила клетки, а потом часами просиживала у западни, дожидаясь, когда любопытная синица заскочит внутрь, чтобы дёрнуть нитку и накрыть пленницу.

В доме всё чаще и чаще стали появляться воробьи, синицы, снегири. И каково же было моё огорчение, когда однажды, вернувшись домой, я застала бьющегося в стекло окровавленного воробья и прыгающую за ним кошку. Воробей был выпущен, а мне запретили держать птиц дома.

От ловли птиц до настоящей охоты с ружьём и собакой было ещё далеко, да у меня и не было к этому ни малейшего желания. Трудно также уловить тот момент, когда в душе моей зародилась охотничья жилка. Но разнообразие и обилие зверья и дичи для меня представляло большое счастье. Собирая грибы, я часто поднимала выводки тетеревов; лисы таскали кур прямо из околицы.

Моим первым ружьём был самопал, сделанный из трубки старого зонта и начинявшийся головками от спичек. И вот из этого самопала мне удалось раз выстрелить в зайца на довольно близком расстоянии. Заяц, конечно, ушёл, но внутри меня словно что-то оборвалось: я стала бредить ружьём. Купить же его было негде, да и все домашние противились такому приобретению.

Однажды приятелю, будущему страстному охотнику, подарили почти игрушечное ружьецо: бельгийскую одностволку 32-го калибра с двумя спусковыми крючками и даже с предохранителем. Мы общими усилиями приобрели охотничий билет.

Мы охотились двое с одним ружьём. Но желание иметь собственное ружьё не оставляло меня. И вот как-то раз приезжает отец и таким безразличным голосом говорит: «Ружьё тебе купил»… Сколько тут было радостей. Уже на другой день я чуть свет ушл в лес, и первым моим трофеем была пушистая, совсем выкуневшая белочка.

Следующим памятным событием в моей охотничьей жизни была первая кряковая утка, убитая на море.

Я долго сидела на пне в зарослях камыша и осоки в ожидании утренней зари. И когда, наконец восток сделался совсем румяным, стая уток прошла почти над головой с характерным свистом крыльев. Быстро, почти не целясь, вскинула я ружьё и выстрелила. В глазах остались яркая вспышка огня и тёмный силуэт падающей птицы.

Первым свидетелем моей победы был пастух дядя Павел. Конечно, он понимала всю мою радость, которая, вероятно, так и светилась в глазах, но не выразила ни восторга, ни удивления, а просто спросила как настоящего охотника: «Ну, как лёт?»

И, как заправский охотник, я ответила:

— Ничего, одну вот взяла…

Шло время, росли трофеи, познавался таинственный мир живой природы.

Но однажды, тогда я заканчивала десятилетку, — во время пожара сгорел наш дом, а вместе с ним и моё ружьё. Ящик с патронами и порохом чудом каким-то уцелел, но пожар так сильно подействовал на меня, что я решила: с охотой теперь кончено…

Страх перед пожарами остался у меня с того времени, когда еще в детстве горело наше село и мы, тогда ещё совсем дети, стояли на огороде около матери и не плакали, а только с ужасом смотрели, как пылают брёвна. А по всему саду разносился запах горящего сена.

С того времени я не могу быть равнодушной, когда горит сено: сразу вспоминаю пылающую деревню с домами. И сразу становится как-то не по себе.

Когда через две недели ко мне пришёл дядя Павел, у которого сохранилось ружьё, но сгорели все патроны, я без раздумья отдала ему всё охотничье снаряжение. Но я ошиблась. Пожар не потушил во мне страсти охотника. Какое же для меня это было большое счастье. Уже на следующий год я снова бродила с ружьём по полям и перелескам, встречала золотую осень и слушала песни широкого русского раздолья. Страсть к охоте усиливалась по мере того, как мир природы открывался передо мной во всём своём многообразии.

Позднее, когда я уже была студенткой института, страсть эта заставляла меня целое лето проводить в лесах и болотах, а в учебное время, под субботу, трястись за сто километров в кузове машины, увозящей охотников на широкие заливы моря…

Охотничье ружьё, в каком бы настроении я ни была, вселяет в меня бодрость и уверенность. Стоит только положить пальцы на его полированную шейку, как перед глазами поплывут незабываемые картины золотой осени с вереницами улетающих журавлей, зимний лес, покрытый инеем, весенние жнивья, на которых чёрными точками двигаются токующие тетерева, или просто широкие поля и безбрежные просторы любимой Родины.

И тогда я говорю себе: «Какое же большое счастье родиться охотником!»