Странный зверь лисица

Странный все-таки зверь лисица. Уж такой, кажется, хитрый, осторожный и предприимчивый, а порой ведет себя настолько растерянно, что просто диву даешься...

Ноябрь выдался погожий. Дни — один чудесней другого: тихие, ясные. Залитые солнцем, золотились безбрежные дали полей. Иссиня-черным глянцем отливала зяблевая пашня, убегающая далеко-далеко, за горизонт.

На ее волнистых гребнях узорчато мерцали серебристые нити паутины — спутницы сухой и теплой осенней погоды. А рядом с зябью разметнулось изумрудное море озимых хлебов.

В один из таких чарующих осенних дней в поисках охотничьего счастья колесила я по обширному дубовому перелеску. Деревья, одетые в бронзу, неузнаваемо изменились. На их коричнево-серых стволах день-деньской резвились тысячи солнечных зайчиков.

Я шла зарослями поблекшей полыни. Летом тут пасли коров, и они набили в полынной гущине множество тропинок. Я брела по одной из них и вдыхала полынную горечь.

Стоп! Впереди, прямо на голой тропке, — рыжий комок, а чуть дальше — другой. Неужели лисицы? Шаг, еще и еще... Точно, они! Вижу их отчетливо. Чернеют кончики острых ушей; лежат почти рядом, в метре-полутора друг от друга. Сердце мое застучало гулко и часто — тесно ему в груди в такие минуты.

Глубок сон зверей, разомлевших от солнечного тепла. Не слышат, не чуют они, что смотрит на них страшное, черное око ружейного ствола...

Низкое зимнее солнце золотисто сияло на матово-голубом небосклоне. Стужа немилосердная: с севера тянул леденящий ветер, перехватывая дыхание; по закоченевшему шершавому насту змейками извивалась колючая снежная пыль, и шипело по-змеиному, зло и неистово.

В поле было пусто. Брел час, другой. Нигде ничего. Даже птички никакой не видно. Все живое попряталось...

Вскоре я вышла к обрывистому и глубокому оврагу. Взглянула в бинокль вдоль него и на дне увидела свернувшуюся калачиком лисицу. До нее было метров двести.

Я приметила ориентиры и осторожно, чуть ли не на цыпочках, двинулась к дремавшему зверю. Подошла, выглянула из-за кромки оврага. Лиса, видимо, услыхала мои, как мне казалось, бесшумные шаги и мигом припустилась с места. Я выстрелила, но впопыхах промазала. Лисица галопом умчалась.

Перезарядила я ружье, стою и досадую на свою оплошность. Вдруг вижу: по противоположному склону оврага семенит другая лиса. Все ближе... ближе. Я присела и, когда зверь оказался напротив, выстрелила, но снова промазала. Ошеломленная ружейным громом, лисица повернула назад. Отбежала метров сто, остановилась и стала зорко озираться по сторонам. Постояла так с минуту и вдруг... повернула ко мне — опять пошла по своему же следу. Я сменила патрон, стала ждать. Когда лиса снова оказалась близко, выстрелила. Теперь уже не промахнулась — зверь кубарем покатился на дно оврага.

Стояли сухие и морозные январские дни. С двумя знатными охотниками из соседнего села мы с товарищем вышли в поле с рассветом. Один из нас, Моисей Прокофьевич, был на лыжах.

До обеда над полями висела непроницаемая мгла — видимости никакой, и мы проклинали погоду на чем свет стоит. Но в полдень мгла рассеялась, засияло солнце и заискрились алмазной россыпью снежные сугробы.

Моисей Прокофьевич на своих широких лыжах с Иосифом Ивановичем пошли в обход большого, пологого оврага, а я с товарищем пересекли овраг и через несколько минут оказались возле небольшой лесополосы, за которой простиралось занесенное снегом поле неубранных кукурузных стеблей. В этой-то кукурузе мы и заметили двух разгуливающих лисиц. Они направлялись к дальнему концу лесной полосы, и мой товарищ под прикрытием заиндевелых ветвей двинулся им навстречу. А я осталась на месте. Стою и не свожу глаз с лисиц.

Вот звери обогнули лесополосу, отошли от нее метров на сто и не торопясь засеменили параллельно ей, приближаясь ко мне.

Оглядевшись вокруг, я заметила невдалеке кучки прошлогодней соломы. Быстро перебралась туда. Села между заснеженными соломенными холмиками и не свожу глаз с приближающихся кумушек.

Вот они уже рядом: шли спокойно, ничего не подозревая.

Выцелила переднюю, но тут глянула на заднюю — и она показалась мне пушистей, рыжей.

Перевела я ружье на нее и нажала на спуск. Лисица опрокинулась. А та, что шла впереди, с перепугу отбежала метров на семьдесят, остановилась и стала оглядываться на свою поверженную подругу. Затем повернула назад, подбежала к моим стожкам, опять остановилась, словно старалась понять, что же стряслось. Но тут выстрел рванул морозный воздух, и лисица упала.

Подошел Иосиф Иванович, а через несколько минут, скрипя лыжами, появился и Моисей Прокофьевич.

— Ты представляешь, — обратился к нему Иосиф Иванович, — если бы сам, своими глазами не видел, что сейчас было, ни за что и никому не поверил бы, что лисица так глупо и растерянно может вести себя при опасности. Удивительно да и только!

Однажды — было это в начале зимы — возвращался я перед вечером с охоты. Шел вдоль лесополосы. Погода стояла мягкая, влажная. Смотрю, впереди, на снежной пелене, показалась лисица. Она семенила неторопливо в мою сторону.

Я присел за густой заснеженный куст акации и стал наблюдать. Лисица не подошла к лесной полосе, а метрах в семидесяти от нее пошла параллельным курсом. Когда она пробегала вблизи меня, я выстрелил.

Рыжая плутовка подпрыгнула и стремглав помчалась наутек. Отмахала метров триста и остановилась. Постояла в недоумении минуты две-три и опять направилась ко мне. На этот раз лисица обогнула лесополосу и вышла по другую ее сторону. Когда она оказалась на расстоянии верного выстрела, я плавно нажал на спусковой крючок.