Меню

Охотничьи просторы 11.09.2012

Девственный глухариный ток

Девственный глухариный ток

Под лучами яркого майского солнца снег стал как подмоченная крупа. Лыжи утопают в нем до самой земли, каждый шаг дается с трудом: на лыжах тащится груда прилипшего сверху и снизу мокрого снега. Я часто ударяю кайком—ложкообразным посохом — по лыже, чтобы сбросить эту тяжелую снежную кашу.

Через четыреста-пятьсот метров приходится садиться и натирать камас салом и керосином — тогда подлип меньше. Хорошо бы по ровному месту да налегке! — а то взбираемся на крутой горный склон с поклажей...

Нагружена я, как верблюд: продукты, ружье, патроны, фотоаппарат, барометр, бинокль и полевая сумка. Со мной алтаец — надежный спутник. Вторые сутки по очереди мы идем, проминаем снег, прокладываем лыжню. Идем целиной вверх по долине глухой таежной речки, которая выходит, вместе с другими многочисленными речками, в голубое, как небо, прекрасное Телецкое озеро; по-алтайски — Алтын-Коль, что значит Золотое. В верховьях речки, в торных кедрачах, по рассказам стариков алтайцев, есть большой глухариный ток, где слетающиеся на весенние игры птицы никогда не слышали выстрела.

В каждом из нас любителях природы — живет затаенная мечта: побывать в местах, куда еще не проникал человек с ружьем и топором, заглянуть в тайники первозданных дебрей. Эта мечта снимает с нас усталость, прибавляет силы.

Шуршат и зарываются в раскисший снег отяжелевшие лыжи... Кругом по склонам зеленая стена замшелых огромных столетних кедров. Вверху, врезаясь в небо блестящей снежной белизной, искрятся гольцы. Слышатся пронзительные крики кедровок, трескучие трели дятлов, бульканье бурундуков, торопливое цоканье уже кое-где порыжевших белок, нежные пересвисты рябчиков, тонкие трели синичек-гаечек, тяжелые вздохи оседающих пластов снега, робкое журчание первых ручейков.

Среди густой хвои исчерна-зеленых пихт, пушистых кедров парочками гоняют, снуют синицы, в вершинах стайки дубоносов и клестов трудятся над уцелевшими шишками. По дну ложка в синеющей тени затейливой цепочкой тянутся следы ночной охоты соболюшки. А вон на склоне из-под снега уже бежит ручей, на проталине ласкает глаз яркая зелень калужницы и черемши, тут же и свежие следы маралов; недалеко в стороне даже сами звери: две самки и молодой самец-трехгодовик, с рогами, покрытыми бархатом. Стоят на склоне — смотрят.

Затем неторопливый, как бы с ленцой, одновременный поворот и... мах за махом звери скрываются в чаще. На снегу остаются лишь глубокие ямы с брызгами снега по краям.

На северном склоне — под тенью кедров, по синеве не тронутого солнцем снега — напрямик к долине спускаются следы. Словно человек прошел в каких-то снегоступах да у подножия пропахал целую канаву. Это медведь покинул берлогу и ранним утром перешел к проталинам южного склона. На таких местах зверь кормится первой зеленью, а если повезет, — найдет и погибшего в снежной лавине марала-рогаля. Живет тайга, живет своей весенней жизнью!

Вот и озеро, здесь истоки нашей речки. Чернеет у кромки берега большая полынья, и от нее к замерзшим тростникам шагает важно журавль.

Отсюда глухариный ток уже недалек. За озером видны два распадка. Куда теперь? Как будто в правый — там кедрач, а в левом — гарь. В долине ложатся длинные вечерние тени. Похолодало, да и высоко здесь — около 1400 метров над уровнем моря; кажется, что еще зима, а ведь завтра уже 10 мая.

Потоки холодного воздуха по ложкам стекают с высот в долину. На наших пропотевших куртках забелел куржак, только под вещевым мешком на спине темнеет влажное пятно. На южных склонах снег сошел лишь возле приствольных кругов под деревьями. Снизу от озера доносится крик одиночного журавля, и странно слушать его среди сугробов.

Перед нами темнеет кедрач. Раскинув корявые ветви, у поляны стоит крайний кедр, под ним снег много темнее, чем под соседними деревьями. Подходим ближе — хвоя сильно поедена, под кроной снег густо засыпан сором и пометом глухаря. Вот и еще такой же ощипанный кедр. Другие кедры тоже с разреженной глухарями кроной, а на снегу везде щедро рассыпанный помёт.

Здесь, здесь этот легендарный глухариный ток! И сразу же вспоминается до мелочей рассказ алтайцев.

Тридцать лет назад в такую же пору пришли сюда два охотника. Они знали, что тут много глухарей, и решили промышлять. Настроили по склонам длинные заборчики из срубленных сушин, наделали в заборчиках проходцы, а в них насторожили петли. За четыре дня попалось более сотни птиц. Всю добычу охотники сложили на заброшенный старый лабаз, где кто-то когда-то временно хранил кедровые орехи. Закончив дело, спустились вниз к Телецкому озеру и ушли домой подождать, пока сойдет снег и можно будет вернуться за грузом с вьючными конями.

Дней через десять добытчики отправились за глухарями. Еще не доезжая до лабаза, заметили в долине на склонах и кустах пух, перья глухарей. С тревогой поспешили к складу. Лабаз раскидан, всюду перья, следы медведей. Попировали звери на славу, оставив ни с чем любителей наживы. С тех давних пор на глухариный ток никто весной не приходил.

За два часа мы успеваем устроить себе стан. Позже, бродя по склону, где местами уже сошел снег, замечаем остатки разрушенных заборчиков-ловушек. Под кедрами и на поляне повсюду следы и тропы глухарей, перья, потаски от крыльев, мёты на месте жестоких драк. Спускаемся к стану и находим развалины лабаза. Рассказ алтайцев подтвердился.

Час слёта глухарей на ток еще не наступил, и мы решаем костер не разжигать — хотим посмотреть, как будут слетаться таежные богатыри.

Вершины хребта окрашиваются легким розовым отсветом зари, наступает чуткая вечерняя тишина. Вот черным силуэтом проносится первый токовик, за ним второй, третий. Мы садимся спиной друг к другу, чтобы поудобнее подсчитывать, но где там! Глухари летят отовсюду. Из чащи леса слышатся треск сучьев, удары крыльев садящихся тяжелых птиц. Затем все стихает.

Мы насчитали около семи десятков глухарей, а сколько их слетелось с двух других сторон? Немного погодя слышатся щелканье, шипецье, скрежетанье — глухари запевают; песни сливаются в многоголосый шумный хор. Но недолго поют петухи: тухнут краски зари; снега на гольцах сереют, и птицы замолкают, и наступает такая тишина, что слышен лишь звон в ушах.

Мы проводим ночь у небольшого костерка, стараемся не шуметь; говорим шепотом; топим в котелке рассыпчатый, как сахарный песок, снег, мочим сухари; на вертелах, сделанных из таволожки, согреваем взятое из дома мясо; пьем чай, заваренный до черноты.

В сумраке ночи исчезают силуэты кедров, над нами бесшумно, мельком пролетает мохноногий сыч; сверху, из-под сопок, доносится рев медведя. Так, в полудреме, сидим мы почти до рассвета. В три часа сорок минут невдалеке запевает глухарь: щелкает, замолкает, снова щелкает... потом все быстрее и быстрее и кончает отчетливым скрежетаньем. Лес как по команде оживает: слышатся пощелкиванье, точенье и взлеты тех птиц, которые ночь проводили не на деревьях, а на снегу.

Мы спешно надеваем лыжи, налегке двигаемся в сторону песен. Предательски хрустит замерзший за ночь снег. Расходимся, чтобы не мешать друг другу.

В лесу еще темно. Я иду на ощупь. Попадаю в куст, и из-под ног, перепугав меня, вылетает молодой глухарь-молчун: громыхают крылья. Ближайшие певцы замолкают. Потом правее слетает еще один глухарь, левее — другой, впереди срываются с шумом сразу три или четыре птицы. Так дальше идти нельзя. Пробираюсь потихоньку и, нащупав лежачий толстый ствол, усаживаюсь на нем, рассчитывая посидеть бесшумно. Проходит минут десять.

Вдруг на дереве запевает глухарь, и вновь со всех сторон несется щелканье и скрежетанье. Так длится до первых признаков рассвета. Слышится шум слетов. Призрачными темными тенями то тут, то там к поляне сбегаются глухари. Насчитываю восемь птиц. Вот две сошлись, топорщат крылья и, слегка накренясь набок, совсем как наши домашние петухи, чертят крылом, подпрыгивают и шипят.

Третий глухарь, взмостившись на обломанный, торчащий из-под снега сук, проходит взад-вперед, развертывает веером хвост, останавливается и, вытянув шею, начинает щелкать, а затем, весь сотрясаясь, скрежещет, скрежещет. Рядом с ним уже идет драка: схватившись, соперники таскают друг друга за шею; другие два стоят как два мальчишки-драчуна: «Попробуй вдарь-ка!» Повыше, на другой поляне, слышатся шум, хлопанье, шипенье.

Как быстро пролетает время! Вот уж первый луч скользит по вершинам кедров, квохчет глухарка. Заслышав голос самки, петухи впадают в дикий азарт: подпрыгивают и хрипят — от глухарей летят перья.

На токовище мы проводим три дня. Оно раскинулось по склону, примерно на четыре километра вдоль распадка и вверх, к гольцам, на километр. На деревьях глухари токуют только в темноте; чуть рассветет — петухи слетают на заснеженные поляны, собираясь по восемь-десять штук. На снегу они токуют, как их меньшие собратья — тетерева-косачи.

Песни глухарей сливаются в сплошной поток щелканья и скрежета, и поэтому сосчитать птиц по песням совсем невозможно. С огромными усилиями мы ухитряемся все-таки на полянах насчитать более двухсот глухарей-токовиков да больше двух десятков молчунов, держащихся возле кустов вблизи полянок.

Мне вспоминаются обычные глухариные тока, расположенные в обжитых человеком местах, где охотники стреляют глухарей под песню на деревьях, вспоминаются и тока тетеревов, которые часто токуют не на полу, а тоже на деревьях... Сравнивая с этими токами поведение глухарей на девственном току, я невольно прихожу к мысли, что переход петухов к токованию на деревьях — результат постоянного преследования дичи охотниками.

На глухариный ток в верховьях речки охотники не ходят. Убить здесь можно много, но вынести добычу слишком трудно. В этом мы убедились сами.

Мы заканчиваем подсчет дичи и решаем одну зорьку побродить с ружьем. Приходится сначала разогнать молчунов и токовиков, поющих и сидящих на снегу и на деревьях. Лишь после того как запевают петухи, оставшиеся на кедрах, мы подходим к ним под песню. Я добываю подряд четырех петухов, мой спутник — шесть. И что же? Тяжелый обратный путь заставляет на первой же ночевке съесть двух птиц, затем еще по одной; домой мы приносим всего по три глухаря.

У тока самая надежная охрана — он недоступен охотнику-добытчику из-за гор, глубокого, мокрого снега; нет поблизости жилья. Вот почему сохраняется этот глухариный ток.

Комментариев к статье: 1
  1. ekzabeta

    Отличная статья, правдо, мне очень понравилось,

    владелец блога вообще постаянно радуете гостей вашими постами.

    с изложенным материалом с многим сложно не согласится.

    от души продолжайте в том же духе.

    Ответить
Есть, что сказать? - Поделитесь своим опытом

Данные не разглашаются. Вы можете оставить анонимный комментарий, не указывая имени и адреса эл. почты