Черный пес Кутька

Куда бы я ни приехала в экспедицию, около меня вскоре группируется небольшая, но активная компания из ребят того селения, где я остановилась, или собак местных охотников. Многим, может, не понравится, что людей и собак я как бы ставлю на одну доску.

Но, уверяю вас, многие собаки проявляют больший интерес ко всяким походам в природу и в преданности этому делу не уступают иному человеку.

Несколько лет назад наша маленькая экспедиция сошла с бота в селении, расположенном в тундре за Полярным кругом. Около меня с первого дня образовалась такая компания. Она состояла из трех соседских мальчуганов и собаки лайки.

— Тетя, вы живых птиц будете принимать? — спросил меня сын соседа, встретив на берегу.

— Буду, конечно, обязательно буду, — ответила я мальчику.

Надо сказать, что я совершенно забыла о том, что связки алюминиевых колец, какими обычно кольцуют птиц, изучая их перелеты, случайно оставлены мной в другом селении, которое расположено в ста двадцати километрах от моего селения. Ребята начали носить мне живых поморников-поворков. Их ловят тут же, на берегу реки, маленькими капканчиками.

Приносили мне также чернозобых гагар, попавших случайно в рыболовные сети. За доставку, в сущности, ненужных мне птиц я выплачивала ребятам небольшое вознаграждение, потом, осмотрев пленников, выходила на берег реки и предоставляла им свободу. Не понимая, зачем я принимаю птиц и тут же выпускаю их на волю, ребята выражали при этом большое удовольствие. Они спешили расставить вновь свои ловушки в надежде поймать того же назойливого поморника.

Во дворе дома, где я поселилась, жили семь или восемь лаек. Черные, белые, пестрые, одни с густым и высоким мехом, другие гладкошерстные, но все они каждый раз весело встречали меня, с интересом обнюхивая мою сумку, сапоги и ружье. Из этой пестрой компании одна собака — настоящая лайка черной масти — своей внешностью и независимым видом привлекла мое внимание. Звали ее Пиратом.

Не знаю, как это случилось, но я пренебрегла ее гордой кличкой, и с первого дня знакомства стала называть просто Кутькой или черный пес Кутька. Пират сразу стал отзываться на новую кличку; ему было безразлично, как его называли, лишь бы брали с собой при экскурсиях в тундру.

— Ну, что тебе нужно, что лезешь ко мне? Охотника, наверное, признал, — гладила я собачью голову. — Старый ты, Кутька, — рубцов сколько на морде.

— Почему это старый! — вмешался хозяин. — Ему только год недавно исполнился. А морду ему лисицы и песцы разукрасили. Как реки замерзнут, начнут песцы к югу откочевывать, мы с Пираткой на них охотимся. Песца он быстро нагонит и сразу берет, а с лисицей ему справиться трудно, кусается сильно. Такие сражения бывают! Иногда с охоты едем, а у Пиратки кровь с морды капает, на снегу след оставляет.

В это же утро Кутька-Пират увязался за мной в тундру, и мы провели с ним долгий полярный день под открытым небом. Непостоянна в тундре весной погода. Временами с голубого неба светило яркое, греющее солнце, тучи заволакивали небо, моросил мелкий дождь или поднимался ветер, бросая в лицо колючий снег.

Откровенно говоря, в этот день толку от черного Кутьки было не особенно много. Все население лайды и тундры без всякой нужды и толку всполошил засидевшийся дома своенравный забияка. Сразу ж по выходе из селения он умудрился среди зарослей ивняка отыскать зайца и добросовестно гонял его более часа. Потом, потеряв надежду поймать косого, спустился в лайду и поднял там бесчисленное количество всевозможных куликов и уток.

Попытки поймать на открытых озерках лайды взрослую птицу, конечно, не увенчались успехом. Но множество постигших пса неудач ни на секунду не расхолодили его. Повалявшись на сухой траве и отряхнув мокрую шерсть, черный пес вновь отправился в тундру. И на его пути с гоготом взлетали гуси-гуменники, с тревогой в воздухе кружили большие белые и сизокрылые чайки, свистели мелкие кулички.

Но так вела себя эта собака только при нашем знакомстве, в первый день выхода на охоту. Как и большинство способных и умных собак лаек, она быстро «сообразила», что разгон дичи и прочих обитателей тундры не только бесполезен, но даже вреден для ее спутника. Разве подойдет охотник к осторожной птице, когда впереди него гоняет собака?

Я не знаю, что произошло с Кутькой, но только на третий день нашего знакомства он совершенно изменился. Аккуратно и деловито он отыскивал уток и куропаток, доставал дичь, упавшую в воду, и, что мне особенно нравилось, в найденных гнездах не трогал яйца. «Вот оно, гнездо!» — мордой и глазами указывал он мне на жилище гагары или чайки и, мало интересуясь дальнейшими событиями, отправлялся восвояси.

Кто знает, если бы мне удалось побродить с собакой еще две или три недели, она, вероятно, стала бы незаменимой помощницей. Все ее чувства — зрение, слух — были обострены, и, кроме того, она обладала превосходным чутьем. Но нашим походам в тундру суждено было прекратиться.

— Послушайте, — обратился как-то ко мне сын хозяина, — не берите Пирата с собой на охоту. Он к вам привыкнет и меня хозяином считать не будет.

Просьба молодого охотника показалась мне вполне резонной, и, хоть жаль было ходить без собаки, я обещала не брать больше Пирата с собой в тундру. Нельзя ведь, чтоб у собаки вдруг оказалось два хозяина. Но как это сделать? Нелегко справиться с Кутькой. Заложив на спине хвост калачиком, всем своим видом Кутька-Пират выражал независимость.

— А ну-ка, отправляйся домой! — приказала я однажды собаке, когда она вздумала увязаться за мной на охоту. Собака остановилась. На ее морде было написано удивление, недоумение и недоверие. Казалось, она готова спросить: «В чем дело, что произошло?»

— Пират, пойди сюда, дома останься! — выйдя на крыльцо из избы, прикрикнул на собаку хозяин. Черный пес неохотно повиновался. В это утро я ушла на экскурсию одна. С бледно-голубого неба светило яркое солнце, пели подорожники, вдали гоготали гуси — тундра жила кипучей весенней жизнью. Но мне одной было грустно, не хватало четвероногого друга — привыкла я ходить с собакой.

«Ну, что ты там нашел?» — спросишь, бывало, Кутьке. Пес в ответ глянет в лицо своими умными глазами, и, сообразив, что вопрос задан просто так, от желания поговорить, и не имеет значения, скорчит смешную морду, как бы «улыбнется» в ответ, и вновь займется своим делом. И опять его подвижная морда примет серьезное выражение.

Обходя сеть мелких озер, я забралась далеко вглубь тундры. Около двух часов дня с моря наполз туман. Он лился, как молоко, сначала затопил низины и вскоре прикрыл всю тундру. Ориентироваться стало трудно, и я уселась на первую попавшуюся сухую кочку.

Вдруг издали донесся лающий крик самца куропатки. Что за странности? Я оглянулась. Белые куропатки в эти сроки прекращают кричать по-весеннему и подают голос, лишь перелетая с места на место. Кто же мог потревожить птицу? Густой туман непроницаемой завесой скрывал все, что меня окружало. Вдруг горячее дыхание у самого уха заставило меня оглянуться.

— Кутька! Это еще что? Ты откуда явился? — вырвалось у меня при виде собаки. Как бы извиняясь за свою провинность, запыхавшийся, радостный и возбужденный черный пес ткнул меня носом в глаз и мигом облизал все лицо.

— Да хватит тебе крутиться, посиди лучше спокойно!— прикрикнула я на собаку. Но Кутька не умел долго оставаться на одном месте. Минуту спустя он уже был на ближайшем озере, и оттуда сквозь туман ко мне донеслись тревожные голоса чаек.

— Ну, Кутька, как же мы теперь домой возвратимся?— спрашивала я пса на обратном пути. — Ведь тебе за самовольную отлучку обязательно попадет от хозяина. Но псу было не до того. Среди кочек он вспугнул белую куропатку и был поглощен поисками ее следов.

— Иди-ка лучше один домой, а я посижу здесь еще немного, — обратилась я к собаке, когда из-за высоких торфяных бугров показались строения. Кутька, недоумевая, остановился и смотрел на меня пытливым взглядом.

— Домой отправляйся, иди домой, слышишь! — махнула я рукой в направлении поселка. — Неужели не понимаешь?

Черный пес наконец понял, чего от него требует человек. Он направился к дому, но сделал это не так, как обычно в таких случаях поступают другие собаки, которые, чувствуя свою вину, понуро плетутся домой, опустив хвост и голову, останавливаясь, чтобы глянуть назад. Кутька вел себя совсем иначе. Лихо заложив на спине хвост калачиком, не теряя достоинства, он деловито направился к дому.

По пути, между прочим, он завернул к маленькому озерку, где плавало несколько уток-морянок, от нечего делать турнул их от берега и, сообразив своим собачьим умом, что на воде они недоступны, побежал дальше. Когда я возвратилась домой, Кутька, несмотря на моросивший дождь, свернувшись клубком, спал на поленнице. Издали заметив меня, он встал, потянулся и, виляя хвостом, бросился мне навстречу.

— А я был уверен, что Пиратка опять с вами в тундру ходил, — наблюдая эту сцену, обратился ко мне хозяин. Первый раз вижу его сегодня, — мужественно соврала я: не хотелось, чтобы били собаку.

На другой день неисправимый Кутька на глазах у всей деревни выкинул новый фортель.

— Перевезите нас на ту сторону, — обратились ко мне с просьбой мои приятели. И, когда наша лодка миновала половину реки, на оставленном берегу мы услышали дикие вопли собаки. «Ай-яй-яй-яй!» — орала она не своим голосом, бегая туда и обратно по берегу реки. Конечно, это был черный пес, безудержно рвавшийся принять участие в нашем походе...

Колебания собаки продолжались недолго. Не взяли в лодку, значит, надо перебираться на другой берег своими средствами. И Кутька, сносимый быстрым течением, пустился вплавь по студеной и довольно широкой реке.

Над беспокойной, покрытой рябью водой виднелась только черная голова собаки да ее лихо закрученный на спине хвост. Обратно наш Кутька возвратился в лодке, благо в это утро я не собиралась идти на экскурсию и моя миссия ограничилась перевозкой товарищей через реку.

— Знаете, я на вас просто обижен, — обратился ко мне хозяин, когда после катания по реке я вошла в комнату. — Пират меня совсем не признает, ходит с посторонними на охоту, не желает оставаться на берегу, когда чужие охотники едут в лодке. Что с ним прикажете делать?

— А я в чем виновата? Как я могу справиться с чужой собакой, ведь это не я, а вы воспитали его непослушным забиякой, — пыталась оправдываться я.

— Отлупите его как следует палкой, когда он за вами в тундру увяжется. После этого он поймет, что можно и что нельзя, и не станет больше ходить на охоту с чужими.

— Бить палкой чужую собаку? Нет, этого я делать не буду.

— Я же вам разрешаю, даже прошу вас исколотить палкой этого упрямого черта.

— А если он меня искусает?

— Не искусает, — менее твердо возразил хозяин.

— Нет, обязательно искусает. Я хорошо знаю лаек, они в обиду себя не дают и не выносят побоев.

Брать Кутьку после этой истории стало совсем невозможно. К счастью, дня через два наш хозяин, забрав палатку, сети и продовольствие, уехал рыбачить вверх по реке на лодке. Он предполагал пожить недели две на Каменном озере, расположенном в двадцати километрах от селения. И мы с Кутькой вздохнули свободней.

У меня оставались считанные дни до отъезда. Но я держала слово, данное хозяину, и ни разу не позвала собаку, когда уходила на охоту.

Утрами черный пес, свернувшись клубком, казалось, безмятежно спал на своем излюбленном месте — высокой поленнице. Порой один из его прищуренных глаз чуть-чуть открывался. Кутька неустанно и внимателыю следил за окнами дома и дверью. И, когда я с ружьем за плечами, в высоких сапогах, в непромокаемой куртке появлялась наконец на крыльце, Кутька так же не проявлял якобы ни малейшего интереса. Он нехотя и лениво поднимал голову, зевал и, вновь свернувшись клубком, предавался дремоте...

Тесно в широком мире тундры. Человек, дикие и домашние звери бродят по одним и тем же невидимым тропам. Час спустя, наверное, случайно мы с Кутькой встречались далеко от дома. Конечно, я не лупила собаку, впрочем и палку найти в тундре не всегда удается.

Мы бродили вместе, разговаривали, то есть на мои вопросы Кутька отвечал быстрым понимающим взглядом, потом поворачивали к дому. Но, как только на горизонте появлялось селение, Кутька убегал вперед и, виляя хвостом, радостно встречал меня, когда я полчаса спустя появлялась у дома. «Плут ты этакий, настоящий обманщик!» — повторяла я при встрече с собакой.

Вскоре я убедилась, что черный Кутька не только осторожный обманщик, но еще и подхалим. Надо сказать, что лайка избегала давать лапу, как это охотно делают другие собаки. И, когда я настойчиво просила об этом, черный пес только чуть-чуть приподнимал от земли правую переднюю лапу, отворачивал морду и незаметно скалил зубы. Как оказалось, один из охотников ради «шутки» когда-то сильно сжал его правую лапу, и после этого пес перестал доверять рукам человека. Но вот какой случай произошел перед самым моим отъездом.

Зазеленела, зацвела тундра. В потеплевшем воздухе замелькали бабочки, во многих птичьих гнездах появились птенцы. Мы с Кутькой почти каждый день продолжали «случайно» встречаться во время моих экскурсий в тундру.

Во время одного такого похода пес совершил безобразный поступок. На берегу тундрового озера он нашел гнездо сизой чайки. В нем только что вывелся птенчик, два оставшихся яйца лежали рядом. В таких случаях обычно Кутька показывал мне гнезда и ни разу не посягнул ни на птенцов, ни на яйца.

В этот же день, задушив птенца и сообразив, что сделал преступление, пес поспешил было «смыться». Но было поздно. Я успела подойти к гнезду чайки и с первого взгляда поняла, что тут произошло.

— А ну, сейчас же подойди сюда! — окликнула я Кутьку, пытавшегося улизнуть. Задержанный на месте преступления, пес сразу потерял свой независимый вид. Он осторожно подошел ко мне, заглянул в глаза и нерешительно повилял хвостом.

— Кто это сделал? — Я поднесла мертвого птенца к самому носу собаки, пес скорчился. — Ты сделал? — возвысила я голос и угостила Кутьку чувствительной оплеухой. Безусловно, не от силы удара, а от понимания своей вины черный пес свалился меж двух кочек. Зажмурив глаза и закрыв морду обеими лапами, он лежал так, уткнув нос в землю. «Не бросать же задавленного пуховичка, сниму с него шкурку», — раздумывала я.

Вдруг я заметила движение собаки. Она продолжала лежать в той же трагической позе, с зажмуренными глазами и тянула ко мне правую лапу.

— Лапу еще даешь, подлиза! — придавая строгость голосу, прикрикнула я на собаку. И она, потеряв надежду на прощение, вновь замерла в той же трагической позе.

— Будешь еще в тундре птенцов душить? — продолжала я, усаживаясь на кочке, чтобы снять с птенца шкурку. Вероятно, в интонациях моего голоса исчезли суровые нотки, и Кутька сразу подметил это. Он вскочил на ноги и отряхнул загрязненную шерсть.

— А ну-ка, подойди сюда, попробуй еще тронуть яйца!— подзывала я к гнезду собаку. Но, наученный горьким опытом, Кутька отбежал в сторону и издали стал лаять не то на гнездо чайки, не то на меня за провокацию...

Быстро промелькнули последние дни. Пора было уезжать. Мои вещи уже лежали в кубрике бота. Я отыскала Кутьку-Пирата и потрепала его грубую шерсть. Вероятно, не подозревая, что я уезжаю совсем и что не возобновятся наши совместные походы в тундру, Кутька, по обыкновению, скорчил смешную морду, вильнул хвостом и отправился спать на поленницу.

— Скажите, за последние дни Пиратка ходил с вами в тундру? — спросил отец нашего молодого хозяина. — Только правду скажите, мне интересно, я об этом сыну говорить не буду.

— Нагонял меня в тундре, — призналась я. — Уступите его мне.

— А сами с чем останемся, когда сезон подойдет? — развел руками старик.

Читатель и особенно охотник вправе задать мне один вопрос: зачем, мол, я в гнездовое время таскаю за собой в тундру собаку? В тундре меня интересуют не только птицы, но и пища многих хищников-грызунов. В годы, когда грызунов сравнительно немного, без помощи собаки крайне трудно представить себе их действительную численность.

Грустно было расставаться с Кутькой. Но я не настаивала на своей просьбе, зная, что нелегко будет хозяевам выбрать хорошую собаку для охоты, особенно лайку. Прощай, мой дорогой помощник Кутька!